Террористка

— Не было, так будут. Знаешь, в чем различие между нами? Ты сидишь и веришь, что все идет по какому-то плану, а я не верю. Я вижу хаос и борьбу в этом хаосе, кровавую борьбу за выживание, за победу. Ты думаешь, что останешься в стороне от борьбы? Ошибаешься. Придет время, Сережа, и ты горько пожалеешь, что сидел за этим столом и ничего не сделал.

— Ну почему не сделал? Тебя вот спасаю, борца…

— Иронизируешь? Напрасно. Хорошо, если твои друзья в случае бури удержат штурвал. А коли нет?

— Ты, Гавриил Федорович, думаешь, что имеешь какое-то преимущество передо мной?

— Имею. Я никому не верю и надеюсь только на себя.

— Чушь, — вскочил с места Сергей, и его умное, интеллигентное лицо исказилось. — Еще несколько лет — и наша экономика опять станет мощной. Будет чего жрать и пить. Весь хаос на этом закончится.

— Не верю, — покачал головой и поправил свою прическу Тимофеев. — Борьба за власть, скрытая или открытая, идет по всему миру. Все войны в истории начинались не из-за голода. Их начинали те, кому было что пить и жрать. Сегодня русский человек сомневается, а я по опыту своему знаю, что слабее сомневающегося русского человека нет никого. Как и нет никого сильнее русского, когда он точно знает, что ему надо делать. Ты вот говоришь жрать, пить, но разве сейчас на улицы выходят от голода?

— Ну, и каков твой прогноз?

— Я не астролог. Но тебе не хуже меня известно, что социальные потрясения заканчиваются ничем, если бунтующих некому возглавить.

— Выражайся яснее.

— Я не хочу жить в американской колонии. Я не хочу терпеть тех, кто пришел сейчас к власти и диктует всем, в том числе и мне, условия жизни на десятилетия вперед.

— Ты так долго не проживешь.

— Они тоже. Но они оставят своих наследников. И я хочу кое-кого после себя оставить.

— Не будет Россия никогда колонией.

— Мне бы твою уверенность. А пока ее нет, уволь…

Сергей Анатольевич на минуту замолчал, погасил ярость и сказал уже тихо:

— А ведь таких, как ты, не так мало.

— Будет еще больше и независимо от того, накормят твои друзья страну или нет.

— Ну вот, — широко улыбнулся Сергей, — ты меня уже и в друзья к кому-то записал. Я же сугубо нейтральный человек, — потом подумал и добавил грустно: — Довел ты меня своей агитацией, надо же себя так обозвать «сугубо нейтральный человек». Ладно, Федорыч, хочется тебе на старости лет приключений… иди ищи. Только имей в виду: ты работаешь, пока я сижу в этом кресле. Придет другой — тебе будет плохо.

«Если бы ты был уверен в своей правоте, — мысленно продолжал спор Тимофеев, — ты б сразу перекрыл мне кислород, но ты сомневаешься. Ты ждешь. Ты хочешь, как и все русские люди, определиться, наконец, понять, что нам нужно в этой жизни».

Гавриил Федорович считал, что он одержал моральную победу. Во всем остальном было плохо. Что именно знал о его деятельности Сергей? Случайно он назвал фамилию Дубцова и кличку Маклер? И Дубцова и Маклера Тимофеев сам упоминал в своих записках на имя Сергея Анатольевича. С другой стороны, эта бумажка о деятельности Тимофеева в горячих точках?

В любом случае следовало брать под свой контроль контору Дубцова. Сергей явно дал понять, что не намерен что-либо предпринять. И на том спасибо.

* * *

Вечером этого же дня Гавриил Федорович встречался с Фроловым. Он знал его уже десять лет. Как офицер Фролов себя особенно ничем не проявил, но после августа 91-го года занял резкую, бескомпромиссную позицию по отношению к новым властям. Когда он говорил об этой власти, его передергивало от отвращения. Безынициативный и спокойный до сонливости прежде, Фролов переродился. По своей натуре он оказался жестоким и беспощадным.

Фролов в своей спокойной, вялой манере рассказал, что по своим каналам вышел на аферу двух сибирских бизнесменов. Они получили крупную сумму в долларах на скупку ваучеров. Но вместо скупки пустили денежки в оборот. За два месяца набили себе карманы. Дело заурядное, и денег у них могло быть тысяч на сто, не больше. Но ничего более подходящего пока не подворачивалось.

— А где предполагаешь взять голубчиков? — спросил Тимофеев.

— Надо лететь на Урал.

— Прекрасно!

Фролов недоуменно посмотрел на Гавриила Федоровича, но промолчал.

Эти два обормота подвернулись вовремя. После указа президента, о котором сказал Сергей, в стране неминуемо должна была начаться заваруха. Тимофеев опасался, что Старков с его бойцами влезут в нее, и в результате пострадает дело.

Гавриил Федорович был уверен, что в ближайшее время в России ничего измениться не может. В глубине души он боялся авантюристов и романтиков из лево-правой оппозиции больше, чем воров при власти. Россия, по его мнению, не была пока готова принять новую идеологию. Да идеологии осмысленной еще и не было.

Поэтому он предложил Фролову взять ребят Старкова и слетать на неделю-две к сибирякам.

Фролов промолчал и, значит, согласился.

— Как тебе твои компаньоны? — спросил Тимофеев.

Фролов поморщился. Он очень не любил давать оценки тем, с кем работал, к тому же подобный вопрос Тимофеев задавал ему много раз. Но у того были основания проявлять любопытство. Сам он их в деле не видел.