Террористы и охранка

Обвинительный акт против Л. А. Лопухина, содержащий подробный, хотя и неполный разбор «услуг», оказанных Азефом, указывает среди этих «услуг» на доклад, посланный им после смерти министра внутренних дел и в котором перечислены все участники дела Сипягина. Но чиновник, который составлял этот удивительный документ для личной надобности и осведомления Столыпина, не заметил грубой и нелепой ошибки, совершенной им цитированием этого доклада, доказывающего, что Азеф все знало приготовлениях затевающегося убийства Сипягина. Нельзя же, в самом деле, допустить, чтоб он узнал все подробности дела сейчас же после его исполнения.

Так или иначе, но полиция узнала через Азефа, что убийство Сипягина было организовано Гершуни вместе с Михаилом Мельниковым и Павлом Крафтом. Благодаря его указаниям Мельников попал через некоторое время в руки полиции.

За казнью Сипягина должно было последовать убийство Победоносцева. Всесильный обер-прокурор Святейшего синода был живым воплощением самодержавия, которого он являлся самым умным и талантливым теоретиком и самым убежденным защитником. «Великий инквизитор», как прозвали этого действительно русского Торквемаду, был вплоть до самой своей смерти предметом самой страстной ненависти со стороны всей свободомыслящей России. Его мрачная тень легла на целые десятилетия умственного и политического развития России.

Покушение на Победоносцева было назначено в день погребения Сипягина. Обер-прокурор Святейшего синода должен был участвовать в похоронном шествии, и убийство предполагалось совершить или во время шествия, или же во время самого обряда погребения[47].

Два артиллерийских офицера Михаил Григорьев и Недаров взялись за выполнение приговора над Победоносцевым. Оба они были преданы Азефом и арестованы. М. Григорьев в тюрьме стал выдавать под влиянием своей жены, игравшей плачевную и позорную роль.

Он дал «чистосердечные» показания обо всем, что ему было известно.

Покушение на Победоносцева никогда больше не повторилось. Если этому вреднейшему изуверу царизма, задержавшему русское народное образование на много лет, оказавшему гибельное влияние на все решительно стороны русской жизни, суждено было умереть спокойной естественной смертью, то это, главным образом, благодаря предательству Азефа.

Между покушениями на Сипягина и Победоносцева и последующими покушениями лежит промежуток времени в три месяца, ознаменовавшийся гибелью террористической группы, основанной фельдшерицей Ременниковой, близкой и преданной сотрудницей Гершуни. Провал, несомненно, был делом рук Азефа.

«Боевая организация» наметила следующей жертвой харьковского губернатора князя Оболенского. Этот губернский чиновник стяжал себе мрачную славу жестоким подавлением аграрных беспорядков, вспыхнувших в Харьковской губернии. Усмиренные крестьяне были подвергнуты по его приказу позорным телесным наказаниям. Партия решила для примера казнить его, чтобы показать, что подобные преступления не могут оставаться безнаказанными:

Фома Качура, простой крестьянин, приехавший в Харьков из Екатеринослава, познакомился с Гершуни незадолго до покушения. Он просился в «боевую организаций», предлагая себя для выполнения первого террористического акта, который партия сочтет необходимым совершить.

22 июля 1902 г., около десяти часов вечера, в саду увеселительного заведения «Тиволи» Качура спешными шагами приблизился к прогуливавшемуся там кн. Оболенскому и выстрелил в него из своего револьвера. Но боязнь попасть при этом в даму, которая шла об руку с князем, помешала ему хорошо прицелиться, и пуля только слегка задела князя за шею. Вторая пуля не попала в цель, потому что дама схватила Качуру в это время за руку. Сбежавшиеся со всех сторон сыщики и городовые накинулись на Качуру, который успел тем не менее дать еще два выстрела, ранив в ногу харьковского полицмейстера Вессонова.

Заключенный в Шлиссельбургскую крепость Качура в конце первого же года поддался обольщениям полиции и сделался предателем. Он выдал одного из своих товарищей Вейценфельда, участие которого в покушении было ничтожно. Правительство сумело, таким образом, составить обвинительный акт так, что туда могли войти все данные, которые оно получало от своих «сотрудников». Ведь и Азеф предупреждал о готовящемся покушении, а между тем его показания не могли по вполне естественным причинам фигурировать в официальных документах.

Среди тогдашних провинциальных бурбонов особенно дурной славой пользовался уфимский губернатор Богданович, отличившийся своими репрессалиями против рабочих. Во время мирной манифестации, устроенной златоустовскими рудокопами, Богданович приказал войскам открыть без предупреждения стрельбу по безоружной толпе, не ждавшей такого вероломно-преступного нападения. На месте осталось большое количество убитых, среди которых были женщины и дети.