Терроризм в российском освободительном движении: идеология, этика, психология (вторая половина XIX — начало XX в.)

Однако нельзя было дважды войти в одну и ту же воду. Это все-таки поняла часть эсеровских лидеров. «Правые», получившие по названию единственного ими выпущенного номера журнала «Почин» наименование «починовцев»[482] (В.И.Ленин прозвал их «эсеровскими меньшевиками»), пересмотрели ортодоксальное отношение к террору. В редакционной статье первого номера журнала говорилось: «Новые формы жизни порождают новые методы деятельности. Они же делают ненужными многие из старых. Одним из таких методов необходимо признать политический террор. Историческое значение политического террора не может быть оспариваемо. Возобновленный в канун революции, он будил политическое сознание. Террористические удары сливались с возрастающим гулом надвигающегося народного движения. Во время открытого столкновения он развивался и шел вместе с массовым напором. Так было. И так может быть снова в момент взрыва. Но не так обстоит дело теперь. Террор не может теперь играть своей прежней политически-воспитывающей роли, ибо та сознательность, которую могла дать примитивная пропаганда путем террора, уже имеется и не отсутствие сознательности обусловливает современную реакцию. Террор теряет и свое возбуждающее значение, ибо революционное движение в стране далеко еще не достигло той степени напряженности, когда единичные революционные акты могут способствовать переходу накопившейся революционной энергии масс в действенное состояние»[483].

Несмотря на то, что «Почин» признавал террор нецелесообразным только для «настоящего времени», но отнюдь не отказывался от него принципиально, взгляды «починовцев» по вопросу о терроризме, также как и их «ликвидаторские» идеи об участии в ГУ Думе подверглись критике на страницах «Знамени труда»[484] и не были приняты большинством партии.

В партии, по крайней мере на страницах эмигрантской периодики по-прежнему преобладали иные взгляды на террор. «Знамя труда» в начале 1912 г. с удовлетворением отмечало, что в социал-демократическом «Форвертсе» в статье «Возрождение политического террора в России» (так германские социал-демократы оценили убийство Столыпина, знаменовавшее не возрождение, а закат терроризма) ничего специально не говорится против террора. Далее следовала очередная апология актов центрального террора, которые «как никак... наиболее громки, наиболее волнуют и потрясают всех. Они слышны повсюду и если они намечены и проведены удачно, если они понятны массам и действительно отвечают оскорбленной совести и попранному достоинству трудового народа, то их влияние, при самой неблагоприятной (для революции) политической конъюнктуре, не может не быть огромно и благодетельно. Быть может, оно не проявится в немедленных действиях. Но нравственная атмосфера станет здоровее, нормальнее (курсив мой. — О.Б.)»[485].

Что касается практики, то «боевизм» практически полностью сошел на нет. Любопытно, что, по воспоминаниям А.Н.Баха один из бывших членов ЦК, кстати, конфликтовавший с Азефом, С.Н.Слетов, заявил председателю ССК, что считает «Заключение...» совершенно неправильным. В руководящих сферах партии не господствовало террористическое настроение; антитеррористические выводы, которые, несмотря на все оговорки, вытекают из «Заключения...» Комиссии «будут иметь для партии чрезвычайно вредные последствия». Для предотвращения этих негативных последствий Слетов поехал в Россию.

«Ехал он с той мыслью, — вспоминал Бах, — что в партии есть боевые силы, которые не мирятся с создавшимся положением и горят желанием смыть пятно, наложенное азефщиною на БО и на Партию. А в действительности он встретил по отношению к террору частью полное равнодушие, частью нехорошее предубеждение. «Получалось такое впечатление, — говорил Слетов, — если бы партии удалось свалить самого царя, партийные люди прежде всего заподозрили бы тут провокацию»[486]. Вернувшись из России, Слетов пересмотрел свои взгляды на террор, по крайней мере на возможность и целесообразность его применения в тогдашних условиях; он стал одним из основателей «Почина».

Много лет спустя С.П.Постников, в 1912—1914 годах секретарь редакции легального эсеровского журнала «Заветы», а в период эмиграции — сотрудник Русского заграничного исторического архива в Праге, писал в подготовленной им, но так и не увидевшей свет статье об эсерах в годы Первой мировой войны: «...просматривая протоколы Заграничной Делегации за 1913 и 1914 гг., можно убедиться, что и заграничники в это время не особенно форсировали работу русских групп и относились очень осторожно ко всяким нелегальным начинаниям. К этому же времени был совершенно изжит такой циничный для партии с.-р. метод борьбы, как политический террор»[487].