Тесен круг. Пушкин среди друзей и… не только

Брели по розам дни мои;
В невинной ясности сердечной
Не знал мучений я любви,
Но быстро день за днём умчался;
Где ж детства ранние следы?
Прелестный возраст миновался,
Увяли первые цветы!
Уж сердце в радости не бьётся
При милом виде мотылька,
Что в воздухе кружит и вьётся
С дыханьем тихим ветерка,
И в беспокойстве непонятном
Пылаю, тлею, кровь горит,
И всё языком, сердцу внятным,
О нежной страсти говорит…
Подруга возраста златого,
Подруга красных детских лет,
Тебя ли вижу, взоров свет,
Друг сердца, милая Сушкова?
Везде со мною образ твой,
Везде со мною призрак милый:
Во тьме полуночи унылой,
В часы денницы золотой.
То на конце аллеи тёмной
Вечерней, тихою порой,
Одну, в задумчивости томной,
Тебя я вижу пред собой,
Твой шалью стан не покровенный,
Твой взор, на груди потупленный,
В щеках любви стыдливый цвет.
Всё тихо; брезжит лунный свет;
Нахмурясь топол шевелится,
Уж сумрак тусклой пеленой
На холмы дальние ложится,
И завес рощицы струится
Над тихо спящею волной,
Осеребренною луной.
Одна ты в рощице со мною,
На костыли мои склонясь,
Стоишь под ивою густою;
И ветер сумраков, резвясь,
На снежну грудь прохладой дует,
Играет локоном власов
И ногу стройную рисует
Сквозь белоснежный твой покров…[17] (1, 180–181)

Так от воспоминаний о детстве воображение переносит Пушкина в день сегодняшний, то есть в конец 1815 года. И он представлял себе, какой была бы Сонечка в пятнадцать лет. К счастью, в реальности этого не случилось. Почему к счастью? Александр Сергеевич объяснил это в статье «Байрон» (1835), в которой речь идёт о ранней влюблённости. Упомянув, что Байрон впервые влюбился в восьмилетнем возрасте в семнадцатилетнюю девушку, Пушкин включил в свою статью цитату из его дневника. Пространное извлечение из воспоминаний английского поэта поясняет психологию раннего детского влечения.

«В последнее время, – писал Байрон, – я много думал о Мэри Дэфф. Как это странно, что я был так безгранично предан и глубоко привязан к этой девушке, в возрасте, когда я не мог не только испытывать страсть, но даже не понимал значения этого слова. И, однако, это была страсть!

Я раз пятьдесят с тех пор влюблялся; и, тем не менее, я помню всё, о чём мы говорили, помню наши ласки, её черты, моё волнение, бессонницы и то, как я мучил горничную моей матери, заставляя её писать Мэри письма от моего имени. Я припоминаю также наши прогулки и то блаженство, которое я испытывал, сидя около Мэри в детской, в то время как её маленькая сестра играла в куклы, а мы с серьёзностью, на свой лад, ухаживали друг за другом.

Но как же это чувство могло пробудиться во мне так рано? Каковы были начало и причина этого? Я не имел никакого понятия о различии полов даже много лет спустя. И тем не менее, мои страдания, моя любовь к этой девочке были так сильны, что на меня находило иногда сомнение: любил ли я по-настоящему когда-нибудь потом? С некоторого времени – сам не знаю почему – воспоминания о Мэри (не чувства к ней) вновь пробудились во мне с не меньшей силой, чем когда-либо. Какой очаровательный образ её сохранился в моей душе!»[18]

Байрон боялся встретить Мэри Дэфф по прошествии многих лет, чтобы не разрушить образ любимой, сохранявшийся в его памяти. Не чужд этому чувству был и Пушкин, нашедший в детских переживаниях великого англичанина много общего со своими.

«Великое дело красота»

Первое из сохранившихся стихотворений Пушкина – «К Наталье». Оно относится к 1813 году и посвящено крепостной актрисе. О ней ничего не известно, кроме того, что она играла на сцене домашнего театра графа Варфоломея Васильевича Толстого, находившегося в Царском Селе.