- Пусть он заплатит за все, что он заставил меня выстрадать, милый. Стань для него мной, как ты сам недавно сказал - я ведь взбесился от твоих слов, потому что это чистая правда. Будь для него мной, слышишь. Добейся, чтобы он к тебе привязался всем сердцем, чтобы захотел тебя до одури, а потом сделай ему побольней. Пускай он поймет, каково пришлось мне, малыш.
Браен растаял от жара поцелуев и ласк Роя.
В ту ночь Рой как любовник был подобен виртуозному скрипачу, а Браен - во всем ему покорной, неповторимо звучащей скрипке, которую мастер кропотливо изготовил специально для него, чтобы он с высочайшим искусством отыграл концерт той единственной ночи, ибо даже без конца покрывая поцелуями тело Браена, охваченное любовным пылом, Рой знал, что он ни секунды не сомневаясь пустит его в расход ради своей ненависти к Сиднею. Рой любил Браена безумно, но еще сильнее он ненавидел Сиднея Де Лейкс. Как он сам сказал, он не знал, откуда берется эта ненависть, но понимал, что он был душой и телом подчинен этому темному чувству, равно как и жажде заставить своего врага заплатить за все. И Браен был именно тем, кому предстояло стать средством расплаты.
- Ванс ни в коем случае не должен узнать о нас с тобой, - сказал Сидней как-то вечером, когда они с Браеном лежали на большом диване в их потайном убежище, которым служил дом, принадлежавший когда-то дедушке Браена. Они только что вернулись с короткой охотничьей вылазки, никого, впрочем, не подстрелив. Надо сказать, что Браен не любил убивать животных, да и Сидней не слишком интересовался охотой. Для них обоих это было только поводом, чтобы выбраться на вольный простор и побыть вместе. И если они, случалось, и палили из своих ружей, то лишь для того, чтобы придать друг дружке уверенности, что они действительно умеют стрелять.
- Да уж, Ванс бы в жизни не понял наших отношений, обрисуй мы ему картину, - заметил Браен. - Он любит только учиться да ходить в церковь.
Эти слова заставили Сиднея помрачнеть и нахмуриться, после чего он отнял руки из ладоней Браена.
- Он бы не пережил, узнай он, что я с тобой сплю, - горячо сказал Сидней. А потом чуть слышно добавил: он вообще не знает, что я люблю мужчин...
- Значит, ты только его и уважаешь? - вспылил Браен вставая и глядя сверкающими глазами на человека, которому только что отдал столько любви и ласки.
- Дело не в уважении, Браен,- покраснел Сидней. - Просто не надо ему о таком знать. Вот почему твой дом самое подходящее место, - сильно запинаясь, произнес он. - Охота отличная увертка.
- Может тогда и твоя любовь тоже увертка, - почти проскулил Браен.
Сидней промолчал и тогда юноша сбивчиво спросил: ты ведь меня любишь, Сидней, правда? Скажи что любишь.
Но произнося эти слова (хотя к этому времени он уже полюбил Сиднея, и полюбил по-настоящему) Браен чувствовал себя при этом низким и подлым, ведь он продолжал сохранять преданность Рою Стёртеванту. И еще, Браен боялся, что признавшись Сиднею, в любви, он по сути просто озвучил то, что хотел от него Рой... Несмотря на то, что Браен полюбил Сиднея даже сильнее, чем самого точильщика ножниц, он все больше ощущал себя пристыженным, виноватым и вконец запутавшимся. По большому счету, Браен казался самому себе вором, который без конца что-то крадет.
- Я уже говорил тебе, что я с тобой очень счастлив, - ответил Сидней после долгого молчания, во время которого он пытался понять для себя, действительно ли он любит Браена... По сути, Сидней вообще не считал, что любит кого-то в своей жизни. Странно, но наиболее подходившее под это определение чувство он испытывал к Вансу, и то лишь потому, что Ванс был сама безупречность, и между ним и братом, при всей глубине их привязанности, всегда было ощутимое отчуждение.
Сидней принялся пылко целовать Браена (кстати, именно Браен научил его целоваться самозабвенно, и он был первым, кто поцеловал Сиднея со страстью) но юноша вырвался из его объятий и вскочил с дивана, потому что в этот миг он внезапно понял, каким страшным было его обещание предать Сиднея.
- Браен, Браен, да что опять не так..? Злишься, что я не сказал тебе, что люблю тебя больше всех на свете?
-Может и поэтому тоже, - на лице у Браена читались боль и страдание - Но правда в том, Сид, что я принадлежу другому человеку... И, если откровенно, то он мой хозяин, а я его раб.
Сидней нацепил шорты и встал с дивана. Он не совсем понимал, о каком именно рабстве говорит Браен - либо юноша имел ввиду что-то в духе тех проножурналов, которые он ему показывал, с фотографиями, на которых старшие мужики доминируют над молодыми мальчиками, пуская в ход цепи и тому подобное - либо речь шла о чем-то куда более жутком и реальном.
- Чего это на тебя нашло, Браен, - изумленно и покровительственно спросил Сидней. Он обнял юношу, но тот ужасно задрожал всем телом.
- Я всё тебе врал, Сид... Я принадлежу Рою Стертеванту...
- Рою Стертеванту?
Сид отдернулся от Браена так, будто коснулся оголенного провода. Потом непроизвольно оттер губы.