test

Сначала Сириус делал вид, что не замечает их, но время от времени бросал на красоток взгляд из-под упавшей на лицо челки и катал на губах усмешку. Он сидел на боку своего железного хищника, пока тот наслаждался водопоем, постукивал ногой в такт песне и поигрывал ключами.

“I broke a thousand hearts

Before I met you

I’ll break a thousand more baby

Before I am through

I wanna be yours pretty baby

Yours and yours alone

I’m here to tell you honey

That I’m bad to the bone”

Сириус откусил кусок от своего горячего сэндвича и поднял голову, машинально откидывая с лица длинные темные волосы.

Покой у окошка дрогнул.

Блондинка нервно оглянулась на него, когда подружка нашептала ей что-то на ухо.

Сириус беззастенчиво подмигнул ей.

Джекпот.

Она покраснела.

Смущенная блондинка в мини.

То, что ему надо.

Одинокие и длинноногие искательницы приключений на большой дороге. Чего ещё можно желать, когда ты — семнадцатилетний ветер?

“That I’m bad to the bone

B-b-b-b-bad, B-b-b-b-bad,

B-b-b-b-bad, bad to the bone” *

Он оглянулся на колонку, проверить, не заправился ли бак, и снова отвернулся, отстукивая ногой ритм песни, доносящейся из открытых дверей заправочного кафе.

На улице сгустились смородиновые летние сумерки. Дневной зной медленно испарялся из раскаленного асфальта, причудливо смешиваясь с ароматами трав.

В этот вечер на бензиновом водопое собрались самые солидные представители дорожного царства — торговые фуры и грузовики. Покинув свои дома на колесах, вечные странники — крупные, плечистые водители в заляпанных джинсовых комбинезонах и рубашках, столпились у окошка небольшого придорожного кафе, распространяя громкую смесь ругательств и клочковатого смеха. Их голоса, заливистая песня невидимой птички, проливающаяся в бензиновый розовый вечер, аромат дешевой выпечки, диких трав в поле и горячий резины действовали на юношу умиротворяюще.

Сириус скомкал пакет из-под пирожка и метко забросил в мусорный бачок. Девчонки теперь вовсю шептались и толкались, явно решая, кто пойдет знакомиться, но Сириус уже потерял к ним интерес.

Сегодня будет уже целый год, как он сбежал из дому.

Целый год.

И за весь этот год мать ни разу не поинтересовалась им.

Как будто он умер.

Хотя, для нее, наверное, это так и есть.

Нельзя сказать, чтобы Сириус очень скучал по ней, мямле-отцу или идиоту-братцу, который в течении целого года в Хогвартсе шарахался от него, как от прокаженного...

Однако, несмотря на всю горечь, которой пропитались его воспоминания о детстве, он всё же тосковал по старому дому.

Он как будто оставил себя маленького там, в этом жутком, но, черт возьми, родном месте и теперь чувствовал вину и огромное сожаление, что не мог за собой вернуться...

Да и... в конце концов, каким бы взрослым и самостоятельным ты ни был — больно осознавать, что ты не нужен собственной матери.

«... Джеймс выходит из дома и недоверчиво оглядывает темную улицу — наверное, услышал шум мотора. Светло-серый свитер грубой вязки с закатанными рукавами и магловские джинсы. Как всегда в первую минуту очень странно видеть лучшего друга не в длинной школьной мантии. Но вот он привычным жестом взъерошивает волосы, озадаченно хмурится, и — это все тот же Джеймс.

Кажется, он решил, что ему послышалось, и уже разворачивается, чтобы уйти в дом. Сириус соскакивает с мотоцикла. Его все еще сильно пошатывает из-за количества выпитого и пережитого потрясения — удивительно, как он в таком состоянии проделал такое огромное путешествие, и не врезался в какой-нибудь вертолет или водонапорную вышку.

Рывком открыв калитку, он выходит в знакомый сад.

Увидев, кто приехал, Джеймс расплывается в радостной улыбке, спрыгивает с крыльца и бежит к нему навстречу.

— Каким ветром, Бродяга? — голос его звенит. Так звенит только голос человека, которому мать никогда не говорила и никогда не скажет «выродок».

Сириус идет ему навстречу, не поднимая головы, и с такой силой влетает в широко распахнутые объятия, что чуть не сшибает Сохатого с ног.

— Эй, я тоже рад тебя видеть, — удивленно говорит он, растерянно похлопывая друга по спине. — Но может быть останемся просто друзьями? Что такое? — спрашивает он, отстраняя Сириуса и удерживая его за плечо.

— Я сбежал из дома, Джим... — стиснув зубы, глухо произносит Сириус, моргая так сильно, что перед глазами начинают плыть фиолетовые круги. — Я сбежал, понятно тебе, черт возьми?

Улыбка сходит с лица Джеймса.

— Что? — переспрашивает он, вглядываясь в Сириуса. Тепло в его глазах застывает и темнеет. Рука, которой он сжимает плечо Сириуса, напрягается.

Сириус вскидывает на него глаза. Только Джеймсу позволено видеть его в таком состоянии.

— Я перекантуюсь у тебя, пока не приду в норму? — рычит он и, не мигая, смотрит Джиму в глаза сквозь расплывчатую пелену перед глазами. — Всего пару дней... а потом свалю.