test

Иванков молчал, потому что опешил от внезапности. У господина была пивная кружка, он время от времени прикладывался к ней, потягивая пиво. Он брякнул эту кружку перед лицом Иванкова, положил около неё свои руки, похожие на рыжие волосатые лапы и продолжил своим густым голосом, к тому же — с английским акцентом:

 — Эта легенда ходит тут ещё со времён средневековья: в замке Траурихлиген живёт вервольф. Каждое полнолуние он выходит оттуда и поедает людей. А вы как раз полетите к нему в когти! Один вервольф у нас в деревне живёт! — с почти, что крика рыжий незнакомец внезапно скатился на заговорщицкий шёпот и придвинулся к самому уху Генриха Дитриховича. — На окраине, у самых гор живёт Иоганн Риттенхоффер…

«Ну и что?» — про себя подумал Иванков, но тут же понял, что ошибся.

 — По-настоящему — он не Риттенхоффер, а Траурихлиген! — продолжал тем временем рыжий тип и потел, потел от лишнего веса и высокой температуры в баре «Пьяный Помещик». — Его все называют Бешеный Ганс, и, скажу я тебе, дружище, он — потомок хозяев проклятого замка. Если ты станешь искать его — он сожрёт тебя!

Сказав это, господин удалился и, как показалось Иванкову — исчез в толпе других посетителей.

Генрих Дитрихович Иванков в побасенки не верил и твёрдо знал, что не бывает вервольфа. Он ничуточки не испугался, зато узнал, что у Краузе-Траурихлигенов, всё-таки, имеется один потомок. Генрих Дитрихович сумел разыскать дом этого «вервольфа» и однажды вечером пришёл к нему в гости. Звоня в дверной звонок, переводчик Иванков ожидал увидеть на пороге рослого субъекта, обладающего широкими плечами и копной светлых волос — в общем, такого же, какой был изображён на фотографии из дневника коменданта Фогеля. Генрих Дитрихович изумился и даже отпрыгнул назад, когда из-за открывшейся двери выпростался некто невысокий — ростом с самого Иванкова — рыхленький, словно сидячий клерк, и в очочках. Кроме всего этого «вервольф» оказался оснащён блестящей лысинкой, щербинкой между передними зубами и жиденьким немужественным голоском.

 — Чем могу помочь? — осведомился этот «вновь обретённый» Траурихлиген,

переминаясь на пороге около коврика для ног.

 — Простите, вы Иоганн Риттенхоффер? — поинтересовался Генрих Дитрихович, который решил, что, скорее всего, ошибся домом.

 — Да, это я, — кивнул облысевший «вервольф» и дёрнул сутуленьким плечиком. — А-а что? — настороженно протянул он и вперил в Иванкова близорукие глазки.

Когда Генрих Дитрихович Иванков объяснил «вервольфу», зачем пожаловал — тот испугался. На его бледненьком лице выступили капельки пота, он съёжился, словно бы в него прицелились из автомата.

 — Ла-ладно, проходите… — овечьим голоском протянул Иоганн Риттенхоффер и посторонился, пропуская Иванкова к себе в дом.

Войдя, Генрих Дитрихович заметил, что потомок Краузе-Траурихлигенов заметно обеднел: мебель старая, ковры вытерлись от времени, а в воздухе ощущается явный запах нафталина. Наверное, он хранит свою одежду годами, потому что на новую у него нет денег…

Иоганн Риттенхоффер провёл переводчика Иванкова в свою гостиную и усадил там, на антикварный кривоногий стул напротив низкого журнального столика. На столике лежал футбольный журнал и пульт от телевизора.

 — Вы будете пиво? — поинтересовался рыхленький дворянин и был готов посеменить за пивом, однако Иванков вежливо отказался:

 — Простите, я не пью.

Генрих Дитрихович разглядывал гостиную Риттенхоффера и определил, что мебель, которая там стоит, покупалась ещё в начале века. Да и обои тоже наклеивали в начале века. Стена напротив Иванкова была увешана портретами — в основном, с них глядели дамы в каких-то кружевных платьях, только на одном из них высился гордый пожилой господин с пышными седыми усами и с моноклем в правом глазу. А ещё на одном портрете — на коленях одной из дам сидел бодрый, откормленный мальчишка в шортиках и в шапочке с пером.

Иоганн Риттенхоффер немного потоптался около Иванкова, а потом — заговорил.

 — Я — родной внук Эльзы фон Краузе-Траурихлиген, — тихо говорил Иоганн Риттенхоффер и бродил по гостиной, кружа вокруг старинного резного столика на одной ножке, на котором и помещалась-то всего лишь хрустальная ваза без цветов. — Раньше бабушка была графиня, но после войны вся семья уехала куда-то за океан, а она не захотела и осталась одна в Германии. Бабушка работала продавщицей в булочной и очень бедно жила. Вот она, бабушка!

Иоганн Риттенхоффер отошёл от столика с вазой и приблизился к стене, увешанной портретами. Он показал на один из них, изображавший молоденькую девушку в белом платье и с букетом маргариток.