Тест на ДНК. С чего все начиналось? О наследственности, изменчивости и эволюции

Мэри Норт, впоследствии лэди Спринг, сестра этих братьев, отличалась не меньшей даровитостью.

Кроме привлекательной наружности, говорит Роджер Норт, она обладала высоким умом, необыкновенной памятью и была замечательно приятной собеседницей. У нее было обыкновение заучивать наизусть длинные романы, и я до сих пор не могу без удивления вспомнить, с какой точностью она, почти без запинки, повторяла как разговоры и письма, так и описательные места из этих романов.

Она умерла вскоре после рождения своего первого ребенка, немногим ее пережившего.

Роджер Норт, биограф своих братьев, на которого я так часто ссылался, оставил много других сочинений, в том числе одно о музыке, показывающее, что он был одарен музыкальными способностями, так же как и лорд хранитель печати, у которого эти способности достигли замечательного развития. Частная жизнь его мало известна. Роджер Норт был генерал-атторнеем при супруге Иакова II, нет сомнения, что он был человек даровитый. «Жизнеописания Нортов» не могли выйти из-под пера посредственного писателя: они носят несомненные признаки таланта и показывают в авторе способность замечательно верного понимания характеров. Кроме того, Роджер Норт, по-видимому, был человек с теплой душой и пользовался любовью всех его окружающих.

Чарльз, пятый лорд Норт, был старшим братом в семействе и наследовал титул. В этой личности, против моего ожидания, я не мог найти признаков особенной даровитости, но его дочь, Дудлея Норт, литературные вкусы которой до странности совпадали со вкусами ее дяди – доктора Джона, является уже замечательной личностью. По словам Роджера, «она изнурила себя занятиями, но зато ознакомилась в совершенстве не только с латинским и греческим, но и с восточными языками». Дудлея Норт умерла рано и оставила после себя ею самою составленную прекрасную библиотеку восточных писателей.

Я закончу описание членов этого семейства следующими словами из предисловия их биографа: «Действительно достойный замечания факт, что в столь многочисленном, широко рассеявшемся стаде, как семейство Дудлея лорда Норта, не было ни одной худой овцы».

Ближайшим родственником Нортов по боковой линии, со стороны Монтегю, был Чарлз Гэттон (Hatton), их двоюродный брат (first cousin). Роджер Норт три раза упоминает о нем в своих «Жизнеописаниях» и всякий раз называет его «несравненный Чарльз Гэттон». Мы не знаем, что подало повод к такому отличию, но думаем, что то уважение, с каким Роджер Норт относится к заслугам Гэттона, дает нам право поместить его в числе других даровитых членов семейства Монтегю.

Я приведу еще только четырех родственников семейства Норт. Во-первых, дед их (great uncle), сэр Генри Монтегю, верховный судья Королевской Скамьи, получивший титул графа Манчестерского и приходившийся прадедом Джемсу Монтегю, канцлеру Шахматной Доски при Георге III, и дядей Уильяму канцл. Ш. Д. при Иакове II. Лорд Кларендон говорит о нем следующее: «Это был человек чрезвычайно трудолюбивый и способный к делу, сохранивший до самой смерти такую крепость духа, что многие из тех, которые знали его в более молодых годах, находили, что с годами способности его становились еще живее. Лорд Брум говорит, что, по признанию всех современников, дарования его являлись с тем же ярким и неизменным блеском в продолжение всего этого трудного времени. Он говорит также об остроумии, которое никогда не изменяло ему, и о мягкости характера, которой ничто не могло нарушить, как о качествах, одинаково свойственных и ему, и всему его семейству (в непосредственном смысле), которыми он значительно превосходил других людей. Замечательная характеристика лорда Норта, принадлежащая его дочери, лэди Шарлотте Линдсей и приложенная к биографическому труду лорда Брума, может служить достаточным доказательством высокой даровитости этой женщины.

Можно указать еще одно замечательное семейство юристов, состоящее в родстве с Нортами, но место которого в родословной последних мне неизвестно, именно семейство Гайдов, заключающее в себе знаменитого первого графа Кларендона. По-видимому, лорд верховный судья Гайд дружески интересовался лордом хранителем печати Фрэнсисом Нортом, когда этот последний был еще только начинающим адвокатом и давал понять о своем родстве с ним, называя его «cousin».

Недостаток места, но никак не материала, вынуждает меня закончить этот перечень даровитых родственников семейств Нортов и Монтегю. Но я уверен, что и сказанного мною достаточно для подтверждения моего мнения, приведенного выше, что природные дарования чрезвычайно высокого разряда наследовались значительным числом членов этого семейства, которые таким образом своей репутацией были обязаны именно этим дарованиям, а не поддержке своих родственников.