Тетерев мечты [сборник litres]

Посреди просторной гостиной стояла бабушка. Бюстгальтер размером с две хоккейные ловушки и розовые байковые панталоны до колен. Я заметил, как мама кусает губы, чтобы не расхохотаться, как она специально подошла к окну, поправить, ровно висящие, шторы. Бабушка повернулась спиной, я сгрёб всю серьёзность и буквально нагнал её на лицо. На каждой половине панталон красовалось по синей девятке, а над номером 99 блестела фамилия Gretzky.

– Леночка, ну что у него в голове?! Посмотри, оболтус! Посмотри на фотографии над рабочим столом деда! Великие изобретатели, серьёзные люди! И растёт хулиганьё…

– А мне кажется, что очень даже, – тихо промолвил я, тут же получив подзатыльник от мамы.

– Мама, ну что я могу сделать?.. Говорить – бесполезно, – оправдывалась маменька.

– Леночка, а вот ты представь, а? Я бы так к Артуру Вагановичу на приём и пришла бы. А мне ведь платье снимать. А там этот срам. Ты что хоть приклеил, олух?!

– Фамилию и номер известного хоккеиста.

– В следующий раз на лоб себе приклей.

– А может, Артур Ваганович хоккей любит?

На счастье, зазвонил телефон, и мама вышла из комнаты. А у меня после этой истории великий Уэйн ассоциировался не только с красивыми голами, но и с панталонами. Ну и наоборот. Вид панталон волей-неволей напоминал о хоккее.

Кирпич

В коммерческий отдел фирмы пришла бандероль с претензией. Кооператив из Молдавской ССР просил заменить три пары джинсов варенка артикула Lokh. Артикулы присуждались товарам складскими работниками, а фантазии их были пошло-безграничны.

Ирина готовила кофе в джезве и читала вслух текст претензии. Её голос прервал басок коммивояжёра Аркадия – юного и хамоватого толстячка среднего роста. Здоровался Аркадий нечасто, слово «спасибо» учить отказывался. Но самое интересное, что при всех минусах человеком он был добрым и даже в меру щедрым. Для начала Аркадий отвесил комплимент директору склада Саше Губину.

– Неважно выглядишь, Саша. Лицо у тебя с сероватым оттенком. Витамины попей. Но не об этом. Я завтра в Челябинск улетаю. Хотел бы поинтересоваться, какую гостиницу лучше снять?

– Ты же не в Стокгольм летишь и не в Хельсинки. В любом нашем городе лучше снимать «Интурист», – медленно выговорил Саша.

– А ты в Челябинске бывал?

– Разок на соревнованиях.

– И как город? – любопытствовал Аркадий.

– Город как город. Дома, трубы, автобусы, люди.

– Попей, попей витамины, Саша. Раздражительность твоя, она тоже от их недостатка.

Повернувшись спиной к Рюмину, Аркадий бросил на стол новенький баул «Адидас» и обратился к Ирине:

– Так, я пойду пообедаю, а вы с девочками соберите мне образцы товара. И побыстрее желательно, без копошения вашего. Времени у меня не так много.

Тон был приказным, грубым. На просьбу Александра не хамить женщинам юный коммерсант отреагировал хлопком двери. Скоро Аркадий вернулся за сумкой. Сокрушался по поводу чрезмерного веса, просил пожелать ни пуха ни пера, пару раз чертыхнулся.

Минула неделя. По свежему асфальту, ведущему к дверям офиса, резво шёл Аркадий. Завидев Рюмина, энергично замахал руками, начал орать:

– Это хорошо, Саша! Хорошо, что тебя не было рядом в момент этого позора! Какая скотская издёвка, а!

– Может, пояснишь? – затянулся Рюмин.

– Поясню, блядь. Приехал я, значит, в аэропорт. Настроение великолепное! Солнце, кофе с бальзамом, девушки красивые. Объявили посадку на наш рейс, ставлю сумку с образцами на просвечивание, а мне задают вопрос: «Что за продолговатый предмет на дне вашей поклажи»? Я им отвечаю, что, скорее всего, коробка с обувью. Просят показать коробку. Водружаю сумку на столик и выуживаю из баула не коробку, а чёрный целлофановый пакет с чем-то неимоверно тяжёлым. А в пакете… А в пакете, сука, белый силикатный кирпич! И на нём углём нарисовано слово «хуй».

– Написано.

– С одной стороны кирпича написано, а с другой ещё и нарисовано, – взвился Аркадий.

– И что?

– Не строй из себя дурачка! И что, и что? – передразнил Рюмина Аркаша. – Я им говорю, мол, это не мой кирпич. Я к нему никакого отношения не имею. Они не верят. Ну, посмотрите на меня, говорю. Я солидно одет, абсолютно трезв. Как в сумке такого человека может оказаться белый кирпич с чёрным хуем?

– Ну я бы тоже на их месте удивился, – покачал головой Рюмин.

– Удивился бы он… Пассажиры хохочут в голос, стюардессы-красавицы подошли. Папин друг, выпивший дядя Залман, кричит: «Аркашенька, умничка, я первый раз вижу, чтобы эту власть посылали на хуй так изящно». Это ментов пуще прежнего вывело. Говорят: «Так вы здесь все заодно?!» Тут лейтенант прикладывает кирпич к уху и начинает слушать. Старшой его спрашивает: «Ну что, тикает, товарищ лейтенант?» А тот отвечает: «Не тикает. Но вполне возможно, он его ещё не активировал?» Какой-то мудак достал фотоаппарат и снимает. Они снова за своё: «Зачем вам в Челябинске белый кирпич с матерной надписью?» Я быстро нашёлся и чуть ли не в крик:

– Этот кирпич я везу своему брату как память о доме, в котором мы жили.

– А слово из трёх букв зачем написали?

– Это не я, – говорю. – Это он написал, когда ему девять лет было.

– А сейчас ему сколько? – допытывают.