Тетя Ася, дядя Вахо и одна свадьба

– Это правда. Мы ведь с ней почти ровесницы. Это неправда, что говорят – она не была в молодости красивой. Она была хорошенькой, но не красавицей. Это я тебе не как женщина, а как художник говорю. Но в ней была магия. Ты знаешь, что ее колдуньей считали? Я в это не верила никогда. Просто Мэри умела себя подать. Как светотень. Когда надо, она была красавицей. И любые побрякушки носила как бриллианты. Я ей завидовала. Всегда завидовала. Ты думаешь, почему она приехала? Чтобы всем потом рассказывать, что дочь вышла замуж за американца. Не абы за кого, а за американца. Вот увидишь, завтра весь город будет говорить, что Натэла в Голливуд уедет. Мэри это может. Как с картинами – не хочешь, а картина будет лучше, чем реальность. Захочешь испортить, не получится. У Натэлы есть что-то от матери. Иначе как бы она все это устроила? Но не того размаха. Натэла всегда была тенью Мэри, на вторых ролях. Не дотягивала. И всегда от этого страдала. Жалко девочку. Да и Мэри жалко. Здесь ей было тесно. С ее талантами нужно в большой город ехать и жить не с Таро. Чем сильнее был бы мужчина, тем ярче она засверкала бы. Мне кажется, она жалеет, что раньше не вырвалась и лучшие годы уже ушли. Ну ты посмотри на нее. Смотри, какое лицо. Вот с кого картины надо писать.

Ляля забрала у Нины рисунок, сменила лист и начала лихорадочно делать набросок. На бумаге проступали морщины, глаза, шея… Ляля не скрыла ничего. С холста на них смотрела волевая женщина, совсем не добрая, жесткая, с глубокими резкими морщинами.

– И почему она себе не вколет какой-нибудь ботокс? – спросила Нина.

– А ей не нужно. Зачем? Она другим берет.

Ляля, как художник, увидела главное. Нина поняла, что ее учительница – очень мудрая, она видит то, чего не видят другие. И все, абсолютно все понимает. И никакая она не сумасшедшая. Она все чувствует и про жизнь, и про людей. Чувствует больше, чем все остальные. Потому-то и одинокая.

Мэри выглядела, надо отдать ей должное, потрясающе. И Нина, если бы точно не знала, ни за что бы не поверила, что Мэри только что с самолета, а не из салона красоты. Маникюр, тщательно уложенные волосы не по местной, а по столичной моде – натуральный оттенок, естественный вид, как будто головы и не касалась рука мастера, волосок к волоску. Мэри подчеркнула оставшуюся выразительной талию длинной юбкой, в пол, и широким поясом. Декольте было глубоким настолько, насколько позволяли приличия. Мэри казалась выше дочери ростом за счет каблуков, которые явно присутствовали, но скрывались юбкой. Она была немолода, но выглядела не то чтобы моложе своих лет… Мэри светилась зрелой красотой, сексуальностью. От нее шла энергетика, перед которой были бессильны и дядя Рафик, и Леванчик, и все остальные мужчины. И если те смотрели на глубокую впадинку на груди Мэри, на ее бедра и тонкую талию и пытались представить, какие ноги скрывает пышная юбка, то женщины смотрели на ее уши и шею. То ли Мэри сделала это специально, то ли по наитию, но для свадьбы дочери она подобрала серьги в виде лягушек и ожерелье с огромной жабой, распластавшейся лапами по груди. Под жабой в несколько рядов висели золотые цепочки. Нет, на нее невозможно было не обратить внимание – яркие губы, густо подведенные глаза и роза в волосах.

– Это что-то, – сказала Нина.

– Да, с первого взгляда – Кармен на пенсии, но ты приглядись, это же театр, настоящий театр. Смотри, как она держит спину! А какая шея! И ведь ее здесь почти ненавидят, но ей наплевать! – Ляля продолжала делать набросок.

К Мэри стали подходить гости, здоровались, разговаривали, поздравляли. Натэла, сразу сникнув и сжавшись, грызла ноготь большого пальца. Нина подошла и села рядом с подругой. Дядя Рафик подливал Джею чачу.

– Ну, ты как? – спросила Нина Натэлу.

– Папы нет. Я волнуюсь. Ты не знаешь, где он?

– Знаю. В больнице. Его дядя Рафик отвез. Тариэл решил, что Джей – шпион. Ходил по городу и всем рассказывал. Дядя Рафик его на набережной увидел и в больницу отвез. Тебе не сказал, чтобы ты не нервничала.

– Хорошо. Папе в больнице будет лучше, чем здесь, – кивнула Натэла с облегчением. – Ты видела, мама опять устроила спектакль, – кивнула она в сторону Мэри. – Это она специально все сделала! Чтобы меня позлить.

– Мне кажется, ты преувеличиваешь. Все будет нормально.

– Ты видела, как Джей на нее смотрит? На меня он так не смотрит!

И действительно, Джей, который с самого начала сидел с блуждающей улыбкой на губах, с приходом Мэри очнулся и то и дело поглядывал в ее сторону.

– Ну, его можно понять. Он таких женщин у себя в Америке не видел, – успокоила подругу Нина.

– Когда это все закончится? Я так устала, что ничего не хочу.

– Скоро. Потерпи.

– Это ведь все равно ничего не значит. Для него. У них же в Америке не так, как у нас. Это у нас – раз свадьба была, значит, ты замужем, а у них бумаги нужны. Официальные. А как я его в загс отведу? А без печати я отсюда не уеду. Что мне делать?

– Скажи ему правду.

– Прямо сейчас?

– Не знаю. Но сказать-то придется?

В этот момент Нина заметила, что Мэри с ласковой улыбкой направляется к Джею и дочери.