Читаем Тетрадь из сожженного гетто (Каунасское гетто глазами подростков) полностью

Итак, после долгих колебаний и раздумий, я решилась покинуть гетто. Конечно, это решение далось мне нелегко. Особенно тяжело было покинуть пожилых родителей, которые были не совсем здоровы. Но отец рассказал, что недалеко от Каунаса, в курортном городке Панемуняй строится «малина» для укрытия группы евреев. Родителей пригласили туда в качестве врачей. Перспектива спасения родителей меня успокоила. Побег хранился в строжайшей тайне. Даже Витя не знал о том, что я собираюсь уйти. Конспирация была необходима, чтобы не пострадали люди, помогавшие мне осуществить план побега, разработанный отцом совместно с др. П. Кисиной, которая была связной между нами и моей учительницей Петронеле Ластене. Эта смелая женщина выходила из гетто и шла к знакомым литовцам, прося принять и спасти детей. И многие откликались, несмотря на то, что за помощь евреям грозила смертная казнь.

После моего ухода, Витя обнаружил дневник, вложил в жестяную коробку обе наши тетради и закопал под окнами дома. Благодаря Вите, мой дневник сохранился. Парадоксально звучит, но раньше чем появиться на свет Божий, дневник был похоронен в земле, где пролежал почти шесть месяцев. Надо отметить, что первую часть дневника, о которой я упомянула раньше, что она, якобы, утеряна, Витя просто забыл выкопать, а, может, не нашел. Я вспомнила об этом только тогда, когда начала подготавливать дневник к изданию на иврите. Это было в 1974 г. Витя был еще в Вильнюсе, в отказе. Я так и не спросила его о той первой коробке. Возможно, что кто-то выкопал ее и выбросил. Местные жители искали золото и драгоценности в районе гетто.

Понятно, что в ту ночь перед побегом, я не сомкнула глаз. Надо было хорошенько выучить и запомнить маршрут, придумать «легенду» в случае провала, запомнить фамилии многочисленных знакомых отца к которым можно будет обратиться за помощью в экстренных случаях. Ни малейшей записочки у меня не должно было быть. Все — в памяти.

Перед рассветом, я уже была на ногах. И, наверное, впервые в своей жизни увидела рассвет. Я была поражена красотой восходящего солнца. По небу катился большущий, красный как кровь, шар солнца. Мне казалось, что ничего хорошего он не предвещает.

От нервного перенапряжения, меня всю трясло, как в лихорадке. Я никак не могла справиться с дрожью. Только не хотелось, чтобы отец заметил в каком я состоянии.

Мама приготовила смену белья и положила в портфель. Если остановят, я скажу, что иду в баню. Расцеловалась — распрощалась с мамой, папа пошел меня провожать. По дороге я стала думать, что не знаю, где находится баня. Быстренько побежала домой, отдала маме портфель еще раз попрощалась, и, шагнула в неизвестность. Мне стало немного спокойнее. Ничего не иметь при себе, никаких улик, казалось, самым надежным вариантом.

Отец проводил меня до самой бригады, в которую я должна была внедриться. С бригадиром, очевидно, было все оговорено заранее. Никто ни о чем не спрашивал. Я попрощалась с отцом, и он двинулся в обратный путь. Перед моим взором на всю жизнь осталась сутулая фигура отца согнувшаяся под непосильной ношей. Так в сущности и было. Он отпустил свою малолетнюю дочь одну в этот коварный и злой мир. И, наверное, терзался сомнением — правильно ли поступил. Старшего сына папа не хотел отпускать, и брат погиб в свои 15 лет. Может быть, эта трагедия подвигла отца отпустить меня. Совпадение или случайность, но мне тогда тоже, как и Рудику, было пятнадцать.

Вот как я описала свой побег в очерке: «За право быть».

«…Опять наступила Пасха. Этот радостный для всех христиан праздник, когда Христос воскрес. И я воскресла. Седьмого апреля исполнится годовщина грустного и одновременно радостного дня, когда я покинула лагерь. Грустно, что в этот день я навсегда распрощалась с родителями, которые погибли в печах крематория. Радостно, что я сделала свой выбор и обрела свободу, и право на жизнь.

Я будто и сейчас вижу то яркое весеннее утро, когда красное, словно огненный шар солнце, купалось в голубых водах реки Нерис. Мы плыли на небольших лодках. На другом берегу был мебельный комбинат, в котором работали люди из лагерной бригады. Меня пристроили к этой бригаде и послали в первую лодку. Конвоиры находились в последней. Когда наша лодка причалила к берегу, конвоиры были еще на середине реки. Мне предстояло незаметно отделиться от бригады, быстренько сорвать желтые звезды, которыми были помечены все евреи, и скрыться в первой попавшейся подворотне. Я сильно волновалась, нервы были напряжены до предела. На душе очень тревожно. От меня зависела судьба многих людей, которые приняли участие в этой „операции“. А что если схватят? — преследовала назойливая мысль. Гестапо, смерть мучеников ожидало не только меня и родителей, но еще целый ряд людей. Я рисковала. Однако игра стоила того. Лодки причалили к берегу. Бригада построилась в колонну и отправилась к месту назначения. Слава Богу, людей не пересчитывали, как это было принято. Если бы обнаружили, что не хватает кого-то, мне несдобровать, ибо вытащить меня из незамысловатого укрытия было проще простого.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное