Тетрадь из сожженного гетто (Каунасское гетто глазами подростков)

«Бум, бум» — бежим в сад. «Бум», будто следует за нами, «И, и, и» — завизжала пролетающая граната, и «бум, бум, бум», — с угла дома на наши головы посыпались кирпичи.

Возникла паника… Балис кричит: «В подвал!», Пятре: «К речке!», Марта, смертельно бледная, кричит: «Погибли!».

Внезапно разверзшийся ад поверг всех в страх.

— Как посыпались кирпичи, как посыпались! — могли нас всех убить — делятся впечатлениями домочадцы.

— Сейчас бежим, — командую я.

Кто взял масло, кто схватил хлеб, нож, пальто и все понеслись кто-куда. Мужчины уже давно разбежались, словно зайцы, и сидели, спрятавшись, во ржи. Бредем через хлеба, без дороги, спешим по направлению к лесу. Всех занимает одна мысль — сожгут или нет.

Слезший с дерева, Скуюс сообщил последние известия: весь большак, словно муравейник, кишит солдатами, какой армии — невозможно различить. Недалеко от Салочяй горят хаты…

Балис отправился в разведку. Бабы политикуют. Этого я не могу вынести. Все кричат вместе, размахивают руками, городят чепуху. Мы с Мартой идем домой. Включаю радио. Слышится только «тра-ля-ля» и «тра-ля-ля», больше ничего. Выглянула в окно и вижу — старая идет с двумя солдатами.

— Русские, немцы? — промелькнула мысль.

— Здравствуйте, товарищи, — встречаю их.

— Здравствуй! Русская?

— Нет, литовка. Заходите, пожалуйста, перекусите.

Входят. Посылаю Лизу за пивом. Ничего, не страшные. Кажется люди, как и все. Успокаиваюсь.

Входит Марта.

— Ох, товарищи! — Она так радостно приветствует их, словно ждала всю жизнь.

«Артистка!» — думаю злобно. Наблюдаю за ними. Вижу только томимых жаждой людей. Есть не хотят. Выглядят хорошо. Видно, не голодают. Жадно пьют пиво.

— Вот пива-то я давно не пил, — говорит солдат. Четыре года воюю, а пива во рту не имел.

И так целый день шли солдаты один за другим. Лошадей всех вывели, пиво все выпили, а все еще идут и идут. Вот сейчас подходит толстый такой солдат с жестоким выражением лица.

— Где хозяин? — подошел к нам солдат.

Амис принялся лаять.

— Амис, перестань!

Солдат вытаскивает пистолет и целится в собаку.

— Не губите его, — просим, — это наш друг.

— Где хозяин? — повторяет вопрос солдат.

— Уехал.

— Куда?

— Мы не знаем.

— А, убежал с немцами, проклятый! Ну, а вы кто такие?

— Мы рабочие.

— Так вот, товарищи, мне нужна лошадь.

Мы вздохнули. Уже девятый солдат просит лошадь, откуда мы ее возьмем?

— Мы все вам отдадим, товарищ, мы душу вам отдадим, но лошадей больше нет, — красиво говорит Марта.

— На ваших душах далеко не ускачешь, мне нужна лошадь! Поняли? Чтоб сейчас же мне была лошадь, ибо, когда пойду искать сам — будет хуже.

— Пожалуйста — ищите, что найдете — берите.

Ясно, лошади он не нашел. Началась атака со второго фронта в столовой.

— Дайте пива, водки, самогона.

— Можете получить только воды.

— Дайте поесть!

Подали. Обыскав дом, он нашел сапоги.

— Сапоги — это хорошо! Без подошвы — дерьмо! — выругался. Оставив сапоги в столовой, вошел в кухню. Смотрит на Лизу и говорит:

— Они обутые, почему ты босая? Не имеешь? Так идем, я тебе дам.

Возвращается в столовую. Смотрит — сапог нет.

— Где? — остановился, рассерженный.

Я хватаюсь за живот, смех раздирает меня: оказывается, пришла старая, увидела хозяйкины сапоги, цап и — шлеп-шлеп — убежала с удивительной быстротой.

Солдат бесится. Входит старая. Со всех сторон нападают на нее: «Где сапоги?»

— Я не знай, я не знай, — вертит седой головой.

Солдат схватился за пистолет.

— Вот, я хотел своей землячке сапоги подарить, а ты — украла. Я тебя застрелю.

— Не губите ее товарищ, она уже и копейки не стоит, жаль трудов.

А старая, услышав, что ее хотят застрелить, пустилась в бега, залезла в кусты и проторчала там до самого вечера. Но солдат не успокоился. Не получив ни одной желаемой вещи, заявил, что ему требуются женщины.

Я первая быстренько умчалась. Потом убежали Балис с Лизой. Марта осталась одна и хитро откупилась, вместо себя дала ему меда, да пригласила еще и завтра прийти…

Ночью Балис говорит Марте:

— Тут уже никого не осталось. Утром будет большой бой. Уезжайте как можно скорее.

Марта:

— Что делать? Что делать?

Часы пробили два. На дворе темная ночь.

— Где свечки, спички? Запрягай, Балис, — наконец решается Марта.

Поспешно выносим вещи. Поднимаем шум, стучим дверьми, так что и мертвый бы проснулся. По лестнице спускается заспанная Пятре.

— Что вы тут вытворяете? — спрашивает.

— Мы уезжаем, Пятрут.

— Что? Ночью ехать, дурни!

Но и она оделась и пришла. Шумно кряхтя, словно тяжелая артиллерия, на крыльце появилась старушка. В белой ночной рубашке, в белых панталонах, словно явилась из потустороннего мира.

— Что выдумываете? Спать не даете! И, услышав, что мы собираемся бежать, как начнет смеяться: Ни тут стреляют, ни что-либо происходит, а они — бежать!

— Иди, иди, старая, если твои уши глухие, никто не виноват. До свидания!

— Возьмите и меня с собой, — внезапно взмолилась она. «Ни тут стреляют, ни что-либо происходит», зачем же тебе трястись в телеге?

Двинулись. Я села за кучера, взяла вожжи. Остальные шли пешком. Вперед, в путь, в темную ночь, вперед! Но-о-о, Гитлер (лошадь), беги!..