Тетрадь в косую линейку

– Галя, не надо больше так мою дочь называть! Она никакая не Васенька, она Василиса, Василинушка, в крайнем случае Василинка. Но никаких Вась! Вы услышали меня, Галя?

– Поняла, Алина Викторовна. А можно Асенькой её называть?

На этом имени Василиса явно оживилась и радостно завертелась у меня в руках.

– Асенькой можете, похоже, ей нравится, – одобрительно кивнула я и почувствовала, что именно это имя теперь будет по жизни сопровождать малышку.

Она с её собственного одобрения стала Асей, всё-таки изменив нелюбимое имя, к которому я хотела научить её относиться по-новому. Ладно, не принципиально. Ася так Ася.

Я ещё немного потискала младшую дочку, потом отдала Гале и, отослав её укладывать спать ребёнка, повернулась к Игорю:

– Я тебя забыла спросить, не знаешь случайно, Павел Артемьевич тренажёрами доволен?

– Мама, он очень доволен. Очень! Чуть ли не каждый день говорит, что это замечательно, твой огромный портрет повесил в вестибюле с надписью «наш любимый спонсор».

– Что?! Он с ума сошёл? – не смогла сдержать я эмоций. – И вообще откуда у него моя фотография?

– Нет, мам, Павел Артемьевич не стал сумасшедшим, – Игорь отчаянно замотал головой, поскольку образные выражения воспринимал дословно, – он до сих пор нормальный, как и раньше. А фотографию твою я принёс. Он попросил. Я принёс.

– Игорь, а почему ты не посоветовался со мной? Почему ты не спросил, можно ли тебе мою фотографию чужому человеку отдавать?

– Мам, какой же он чужой? Он директор моей школы, ты его знаешь. А что нельзя было давать ему твою фотографию?

– Чёрт! – скривившись, эмоционально проговорила я, потом взялась за телефон: – Павел Артемьевич, приветствую. Я уточнить хотела, это правда, что мой портрет Вы в школе повесили? Если правда, то я не поняла, почему Вы не согласовали со мной такое решение. Я жива ещё вроде бы, сделать это можно было, поэтому не надо относиться ко мне как к покойнику. Вот скончаюсь, вешайте что хотите, где хотите, а пока я в здравии, не надо. Такой популизм при жизни мне абсолютно ни к чему. Уберёте? Спасибо.

Я убрала телефон и напористо проговорила:

– Игорь, на будущее запомни, пожалуйста, все отличные от повседневных и обычных просьбы должны быть обсуждены со мной в обязательном порядке. Запомнил?

– Мамочка, не сердись, не сердись, пожалуйста, – Игорь вскочил с кресла, где сидел, шагнул ко мне и начал хватать меня за руки и заглядывать в глаза: – Я больше не буду! Я всё-всё говорить тебе буду. Только не сердись! Я ведь не знал, что его вешать нельзя. А почему ты сказала, что скончаться должна? Это примета такая? Мамочка, прости меня! Я не знал! Я не знал, мамочка! Я разобью, разобью этот портрет, только не умирай, пожалуйста!

– Игорь, я не собираюсь умирать. Я сказала это не к тому. Это образное выражение было! Образное! Успокойся! Это вещи не взаимосвязанные, это было сказано к тому, что спросить у меня надо было. Спросить. Не надо ничего бить.

Но Игоря уже было не остановить. Он начал накручивать себя, в его мозгу сложилась устойчивая ассоциация, которую испугался, поэтому уже через пять минут он рыдал, хватая меня за плечи, обнимая, потом начал виснуть на мне, причитая, что умрёт тоже, если я умру, и умоляя не умирать.

– Подожди меня здесь, – попросила я Иварса, после чего пошла с Игорем в его комнату, уложила на кровать, села рядом, начала ласково гладить по спине, и он уснул.

Когда спустилась, предложила Иварсу пойти посидеть у меня и, предупредив Оксану и Галю, что Игорь спит у себя в комнате, а мы с соседом уходим в мой дом, после чего ушла с ним к себе в дом.

После того как Валентин и Шурочка накрыли у меня в гостиной стол с легкими закусками, и мы, приступив к еде, утолили первый голод, я немного иронично осведомилась у Иварса:

– Впечатлился в полной мере? Почувствовал, какое золото твои дети и какими дети могут быть?

– Алина, если честно, мне твой сын понравился. Он очень светлый, бесхитростный мальчик. Я бы сказал святой в некотором роде. По сравнению с ним моя дочь это вообще исчадье ада, не меньше.

– Это шутка, я надеюсь, – нахмурилась я. – Так вот, мне она не нравится.

– Никаких шуток. Он честный, тебя сильно любит, готов всё делать, что в его силах, к твоему удовольствию. Дима, кстати, получается, не его отец. А кто у него отец? Он участвует в воспитании?

– Нет. Его отец не известен. Поэтому Дима полностью заменил ему отца.

– Ты хочешь сказать, что о его отце ты предпочитаешь не вспоминать?

– Нет, он действительно не известен. Игорь результат изнасилования. И насильников не нашли.

– Тебя изнасиловали?

– Я предпочла бы не углубляться в эту тему. Давай её закроем? – очередной раз поморщившись, попросила я.

– Хорошо. Как скажешь. Только учти, ты явно негатив от этого изнасилования на сына проецируешь. А он точно не причём. Я не в смысле, что ты плохо к нему относишься, а в том, что положительных моментов в нём не видишь.