Читаем TextuRes полностью

Вот я – живое пламя, испепеляющее непосвящённых. Смотри, я хожу по осколкам, мечтая о том, что никогда не случиться. Согретый собственной тенью, я избегаю смотреть в глаза жизни. Иначе я чувствую себя обязанным быть рядом с кем-то, обратившись хоть птицей, хоть камнем, хоть отражением леса. Вот я – притворившийся переплетением троп в лесной чаще. Смотри, я принимаю твою горечь, делая тебя подобной цветам, обжигающим руки тем, кто всё ещё бредит во сне. Расколотый на десятки солнц, я ослепляю странников, желающих убедиться, что они есть в этом мире. Иначе мне нужно скрывать свои чувства. А в них – вся моя сила. Вот я – пригвождённый к стене чужими тайнами, испитыми до дна виновными. Смотри, как засыпаю я над книгами больших городов, Не способный больше различать спасение от убийства. Уподобившись странному стечению обстоятельств, я касаюсь магических струн, извлекая звуки, пронзающие чистых сердцем. Иначе мне приходится быть деревом, что сбрасывает листву, прикрывая саваном остывшую землю. Вот я – вечно кочующий по карманам времени. Смотри, я разжигаю пламя из космической пыли, желая оставаться причастным к дыханью Вселенной. Сливаясь воедино с пятью океанами, я наполняю их движением, позволяя богу проходить сквозь имена. Иначе я осыпаюсь песком, что стирает следы, оставленные тобой в поисках своего племени.


27.


Механической рукой одёрнув штору, смотрю в глаза ночи. Так происходит после шумных снов, когда обрываются провода, и я впадаю в очеловеченное состояние. Я и ночь – вместе плывём в тумане, сложенном из двоичного кода. Она швыряет в меня раскалённые сгустки звёзд. Чтобы ответить взаимностью, я стараюсь сбросить аффективное оцепенение от потока воспоминаний, вспыхивающих в глубине упорядоченных нейронных связей. Когда-то я был кем-то, сейчас – исчисляем до сотой доли бита в секунду. В стальных отливах стекла не узнаю теперь, чьё это отражение. Конечная точка трансформации – уход с кольцевой в вечное, но не я выбираю направление исходящих электронных импульсов. Ночь играет с механикой, механика играет в человечное, катализируя невротические реакции в омуте гуманистического потока. С застывшим на щеках глицерином слёз я каждый раз задаюсь вопросом: «Кто я?». А ночь, безмятежно покачиваясь на бесконечных комбинациях иллюзорных образов, неизменно отвечает: «Всего лишь фантазия».


28.


Всё великое – просто и не требует объяснений. Картина мира выводится из простых формул, а глубина чувств – из живописной пластики супрематистов. Играющий словами пуст. Говорящий просто подобен узревшему в урагане проявление Шивы. Цвет неба понятен, а мириады городских огней нуждаются в трактовке. Для них – правила, законы, кодексы… Кто светел, для того и голос осени ласков. А кто спит наяву, для того во всём – десница рока. Что несёшь в себе, то и отражается.


29.


Берег. Закрыты глаза. Позволяю мощи океана наполнить пустоту внутри меня. Раскачиваюсь на спирали божественного, становясь мостом между земным и тем, что таят в себе звёзды. Есть нечто большее за пределами связи, что заставляет моё сердце биться в ритме смутных голосов. Готовый принять всё, что может случиться, всю бездну вариантов, всю неопределённость бытия, я нащупываю выход за пределы границ, с каждым днём всё сильней сжимающих грудь. Но вы предлагаете кусок сфабрикованной судьбы. Суррогат завтра. Глухой туман тоски по утраченному раю в липкой массе безразличия. Мучительную пытку терновым венком ограниченного разума. И если сейчас вы спросите, что в моей памяти, отвечу: древо познания, плоды которого отведал в минуту рождения. Явившись на свет, я криком утвердил право следовать избранным мною путём – по другую сторону добра и зла, вне белого и чёрного. И с каждым вашим плевком я буду сдирать с себя человеческое, раскачиваться на спирали, растворяясь в пространстве между земным и божественным.


30.


Растерянные, они не хотят видеть ничего другого, кроме уходящей за горизонт колеи насильного морализаторства. Их жизни упакованы, словно чемоданы, удобными формулами: вправо – да, влево – нет. И если бы хоть кто-то посмел возглавить сопротивление этой простой житейской математике, тот немедленно был бы низвергнут в пропасть общественного порицания. Они видят следы на песке и думают, что это следы бога. Но никому невдомёк: каждый идёт за другим. И вот уже несколько тысячелетий они бродят вокруг одного и того же языческого истукана. Но: вправо – да, влево – нет. Неизвестное вызывает хроническую тревогу. Ведь каждый шаг взрывает координатную сетку, раскрывая бесчисленные варианты и вариации на покрытой сплошным туманом карте жизни. Тогда, куда ступать, чтобы не ошибиться? Влево? Вправо? Как удобно идти привычным маршрутом! Хоть рельсы проржавели, поросли бурьяном и ведут в никуда, они всё-то служат надёжным ориентиром. Но не лучше ли следовать за звёздами, – немыми свидетелями начала и конца всего сущего?


31.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Река Ванчуань
Река Ванчуань

Настоящее издание наиболее полно представляет творчество великого китайского поэта и художника Ван Вэя (701–761 гг). В издание вошли практически все существующие на сегодняшний день переводы его произведений, выполненные такими мастерами как акад. В. М. Алексеев, Ю. К. Щуцкий, акад. Н. И. Конрад, В. Н. Маркова, А. И. Гитович, А. А. Штейнберг, В. Т. Сухоруков, Л. Н. Меньшиков, Б. Б. Вахтин, В. В. Мазепус, А. Г. Сторожук, А. В. Матвеев.В приложениях представлены: циклы Ван Вэя и Пэй Ди «Река Ванчуань» в антологии переводов; приписываемый Ван Вэю катехизис живописи в переводе акад. В. М. Алексеева; творчество поэтов из круга Ван Вэя в антологии переводов; исследование и переводы буддийских текстов Ван Вэя, выполненные Г. Б. Дагдановым.Целый ряд переводов публикуются впервые.Издание рассчитано на самый широкий круг читателей.

Ван Вэй , Ван Вэй

Поэзия / Стихи и поэзия
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия