Тезей (другой вариант перевода)

– Я воспитывал его с детства, – с тех пор как умер его отец…

– Но зато есть Пирим, – говорю. – Он устоял, у него есть сыновья… И они будут знать, на кого еще можно положиться. Но у нас две проблемы: оружие – и кто-нибудь, кто может привлечь на нашу сторону критян.

Мы поговорили еще какое-то время. А под конец он сказал:

– Как ни устал я от жизни, но буду жить до тех пор, пока вы не подготовитесь.

Я вспомнил, как плохо думал о нем из-за того, что он не вернулся к богу. Вспомнил и устыдился.

– Если получишь вести из Афин, дай мне знать.

Я пообещал. Я представлял себе, как отец въезжает через Львиные ворота, и потом вверх по крутой дороге к Микенскому Дворцу, видел его за столом с Великим Царем… Но наверху, в личных покоях Царя, отец убеждает его воевать, разжигает нетерпение вывести в море крутобокие боевые корабли этого я не мог себе представить. Слишком много тревог пережил отец, состарился от них до времени… Я мысленно видел бурное темное море, что бушевало вокруг Крита, – оно было пустынно.

– Будет ли флот, нет ли, – сказал я, – когда подойдет наше время – мы узнаем его, государь. Я в руке Посейдона. Он послал меня сюда и не оставит. Он пошлет мне знак

Я сказал это, чтобы утешить его: ведь почти не сомневался, что корабли не придут сюда, пока я сам их не пришлю. Но боги никогда не спят, и Синевласый Посейдон воистину услышал меня.

Прошло несколько ночей, и вот однажды Ариадна говорит мне:

– Завтра день моих предсказаний.

– Тогда тебе надо выспаться, – говорю.

Она слишком нежна была, чтобы без вреда для себя выносить божественное безумие – так я думал. Я притянул ее на подушку, закрыл ей глаза поцелуями… А она продолжала:

– Эллинов приходит немного, им я ничего особенного говорить не стану. Но критянам скажу, что к ним грядет новый Царь Лета, чтобы жениться на Богине и благословить землю нашу. Гиацинт, расцветший в поле кровавом. Они это запомнят.

Я изумился.

– Откуда ты знаешь, что будет говорить через тебя Владычица, пока ты не выпила чашу или не дышала дымом? – так я спросил.

– О! – говорит, – я этой гадости почти не принимаю. От нее голова сначала кружится, а потом болит так – прямо раскалывается!.. И всякую чепуху начинаешь молоть…

Я был потрясен, но ничего не сказал ей. Если правда, что боги перестали говорить с ними, – странно было, что она так спокойно об этом говорит, небрежно. Тут бы плакать надо, а она!.. Но критяне все играют с этим как дети, так что я лишь поцеловал ее снова.

– Я сделаю так, что они это хорошо запомнят. Лицо набелю, а под веками наложу красную полосу и устрою целое облако дыма, – им все равно, что это за дым, – закачу глаза, метаться буду, биться… А когда скажу – упаду без сознания.

Я долго искал слова. Потом сказал:

– Это женское таинство… Но мать говорила мне однажды, что если уж она пришла в Яму Змея – что бы у нее ни спросили там, – бывают такие вопросы, что любой дурак на них может ответить и беспокоить богов из-за них вовсе не стоит, – всё равно она всегда отвечает не сразу, а прислушивается, не запрещает ли Богиня этот ответ.

– Я тоже всегда отвечаю не сразу… Меня тоже хорошо учили, не хуже чем твою маму. Пауза заставляет людей внимательнее слушать. Но ты же видишь, Тезей, Крит совсем не то, что материк: у нас больше людей, больше городов, больше учреждений – и они должны работать слаженно… Только во Дворце работают девяносто чиновников… У нас бы каждый месяц начинался хаос, если бы никто не знал, какими будут предсказания оракула.

Она провела пальцами по волосам моим, от висков и назад к затылку, и эти пальцы говорили: "Я люблю тебя, мой варвар".

А я подумал: "Ладно, это не так существенно. Когда мы поженимся – я буду стоять между богами и народом". Но все-таки было очень жаль, что она не Слышит. Ведь царь, как и ремесленник, хочет, чтобы его сыновья обладали врожденным талантом к делу своему. Но вскоре у меня стало меньше времени для раздумий: мы занялись делом.

В древнем архивном складе под Лабиринтом я встретился с Пиримом и его сыновьями. Пирим был потомственный придворный чиновник, их семья записывала судебные решения царей. Только они и главные их помощники бывали в этом помещении, где хранились очень старые отчеты. Если Миносу нужно было знать прецедент, прежде чем вынести свой приговор, он посылал за Главным Протоколистом. Это очень старая традиция, и тайны профессии передавались от отца к сыну со времени ее основателя, князя Радаманта.

С тех пор как царь заболел и дела начал разбирать Астерион – Пириму пришлось работать на него. Астерион вызывал его, говорил, какой приговор собирается вынести, и приказывал найти прецедент, подтверждающий правильность этого приговора. Пирим приносил ему дюжину ясных противоположных приговоров – он коротко бурчал: "Еще поищи!" Главный Протоколист не возражал: он запирался среди отчетов и искал, искал – до тех пор, пока время поджимало, и Астериону приходилось выносить свой собственный приговор. Но все знали, что когда придет его час – он не простит Пириму; и Пирим не хотел дожидаться этого часа.