Тезей (другой вариант перевода)

Он поспешно ушел; обернувшись, я увидел, что Акам, который слонялся вокруг в надежде увидеть его, – в последнее время он часто отделывался от малыша и уходил один, – Акам с ужасом посмотрел ему вслед и кинулся бежать в другую сторону. Он слишком почитал своего брата, чтобы не испытать стыда, увидев как тот утратил мужество.

Прошли тот день я ночь и следующее утро… Не помню, как я убил всё это время, – это стерлось. Но незадолго до полудня я вышел в конюшню, чтобы проверить перед дорогой лошадей. Дождя не было, но небо закрывали серые тучи, и ветер, дувший с моря, был промозглым…

Вдруг я услышал высокий, пронзительный женский крик. В первый момент я почувствовал только, что крик сверлит мне голову, – до того я не замечал, что начинается боль. Потом крики стали выплескиваться обрывками, словно сама женщина билась в конвульсиях… Я подумал: "Здорово ее муж колотит"… И тут донесся дикий вопль: "Помоги-и-те! Помоги-и-ите!.." Я узнал голос. Мы с колесничим глянули друг на друга – и, как один, кинулись вперед.

Крики доносились из оливковой рощи за амбарами. Она была посвящена Матери Богов, и там был небольшой алтарь. Среди деревьев, неподалеку от алтарного камня, на земле сидела Федра. Всхлипывая и причитая, она раскачивалась из стороны в сторону и била сжатыми кулаками по земле, потом себе в грудь… Ее волосы были разметаны, у оборванных застежек платья светилось обнаженное тело, а на плечах, на руках и шее красными рубцами отпечатались пальцы, и было видно что это за пальцы.

Я подбежал к ней… Она ухватилась за мои руки, тяжело дыша и бормоча невнятно, – я не мог ничего понять… Попытался ее поднять, но с нее стало сваливаться платье; она выдернула руки, чтобы затянуть на себе пояс, потом кое-как поднялась, придерживая юбку одной рукой, а другой – показала через рощу. Сквозь натужное судорожное дыхание голос прорывался хрипло, будто карканье ворона:

– Там… Там!..

Послышались мужские голоса, топот бегущих ног, звон оружия – это на крик бежала стража. Они еще поднимались к нам, но самые первые услышали ее слова и тут же кинулись дальше меж деревьев, словно гончие по свежему следу… Они перекликались друг с другом, но вдруг их голоса изменились – и, взглянув через рощу, я увидел его.

Он убегал в сторону гор, перелетая через валуны, как олень… И морской ветер раздувал его светлые волосы. Во всей Трезене не было других таких волос.

Я стоял как громом пораженный. Чудовищная боль скользнула из головы и наполнила всё тело, казалось во мне не осталось места ни для чего больше…

Всё вокруг превратилось в шум погони, он стучал в висках… Пока только самые первые поняли, кого они преследуют. Но когда имя дойдет до остальных никто не остановится. Существуют законы, впитанные в самые кости людей, эти законы были на земле уже задолго до принцев…

Я послал кого-то привести служанок царицы, а остальным приказал разойтись и оставить нас вдвоем.

Она кое-как скрепила пряжку юбки… И теперь стояла, ломая руки, раз за разом выкручивая кисти, словно мыла их, мыла – и никак не могла отмыть…

– Быстрей, – говорю. – Никто тебя не услышит. Во имя Зевса, что произошло? Говори.

Она тяжело дышала; с каждым вдохом слышалась дробь стучащих зубов ничего больше. Я еще держал себя в руках, по привычке вершить правосудие.

– Говори скорей, пока его не привели сюда.

Но она только раскачивалась и всё умывала руки… Меня ослепила внезапная вспышка горячего света, я шагнул к ней, встал над нею и рявкнул:

– Говори, женщина! Он сделал это или нет?

– Да!..

Рот у нее остался открытым, и я думал, она снова завопит, – но теперь наконец полились слова:

– Это началось в Афинах, он преследовал меня, но говорил, что это чтобы лечить мне голову… В Афинах я не знала, это здесь он мне сказал, здесь в Трезене, я тогда чуть не умерла от страха… Я не решалась сказать тебе как я могла сказать тебе про твоего сына, что он такой… что он замыслил такое?.. Он хотел меня, о да!.. Но это не всё, это не всё… Это правда, Тезей! Он дал клятву Богине возродить Ее владычество…

Мы были одни в роще возле древнего алтаря; люди, которых я отослал, присоединились к погоне… Казалось, громадные руки давили на мою голову, пригибая ее к земле.

– Он сказал – ему были знамения, что он должен взять в жены дочь Миноса и сделать ее Богиней-на-Земле… Тогда вернется прежнее могущество и мы будем править миром. Я клянусь, Тезей, клянусь этим священным камнем… Тело ее содрогнулось. – Он говорил: "Позволь мне править с тобой и любить тебя, а когда Она позовет меня – я умру легко. Потому что мы будем как боги, нас будут помнить вечно…" Так он говорил!..

Шум погони затих, толпа возвращалась к роще. Он наверняка остановился, чтобы подождать их. "Только не сейчас! – думаю. – Неужели они не могут дать мне немного времени, хоть чуть-чуть?!" Лоб у меня раскалывался. Мне нужно было побыть одному, как нужна вода раненому, но ее голос рвался дальше:

– Я ему сказала: "О, как ты можешь это говорить при живом отце?", а он ответил: "Она прокляла его, и страна больна от этого. Она призывает мужчин и отсылает их, и его время уже прошло"…