Тезей

Боги замерли. Кастор считался сыном Зевса и Леды. Той самой Леды, к которой нынче зачастил по старой памяти владыка бессмертных. Как-то сейчас разразится Гера. Надо же, даже Геракла своего Зевс не вспомнил.

Однако Гера спокойно поинтересовалась:

— А почему двоих?

— Потому что братья, — буркнул всецарь, не без осторожности поглядывая на жену.

— А я приглашу Геракла, — буквально пропела Гера.

Тут-то боги так и ахнули: вот те на, выходит, не столь уж нелепы слухи, что Гера влюбилась в своего врага Геракла.

— А ты кого позовешь? — Амфитрида обратилась к мужу, чтобы смягчить впечатление от скандального заявления всецарицы.

— Идаса и Линкея, — не задумываясь, сказал Посейдон.

— Я думала… Тезея, — огорчилась Амфитрида.

— Он же двоих выставляет, — боднул в сторону Зевса царь морей.

— И близнецов, между прочим.

— Тезея с ними не сравнить, — настаивала на своем Амфитрида. — Пусть один, да Тезей.

— Нет, — замотал косматой головой Посейдон, — он непослушный… непочтительный. Если хочешь, сама приглашай своего любимчика.

— И приглашу, — сказала Амфитрида. — Я позову Тезея, — объявила она.

— Я — Автолика, — вставил Гермес, который обычно отмалчивался.

— Сплошные аргонавты — заметила Деметра.

— Автолика стоит ли приглашать, — усомнилась Урания, любившая строгость и порядок цифр, — он же — хитрец, всех нас перессорит.

— И среди богов найдется кому всех нас перессорить, — не без значения произнесла Гера.

Она, конечно, имела в виду Эриду, но никто не стал вникать в смысл ее слов.

— А какой у него паршивец внучек Одиссей растет, — вставил Дионис и даже зажмурился от удовольствия.

— Пелей тоже паршивец, — заметила Афина неодобрительно.

— Пелей разве паршивец, — пренебрежительно отмахнулся Дионис, — глаза выкатит и — га-га-га… А Одиссей хитроумный паршивец. Этот заставит всех повертеться. Правда, Гермес? — похвалил Дионис автоликова внука.

Гермес улыбнулся задумчиво и нежно.

— Стоп! — прервал разговоры Зевс. — Много в хитрецах вы понимаете… Тезей, Те-зей, — покачал он головой. — Ну-ка, прокрутите подвижные картинки.

На стене покоев Геры вспыхнул четырехугольник. На подвижных картинках возникли Тезей и Поликарп, и перед богами прозвучала вся их последняя, известная нам, беседа. И о том, что по-настоящему можно объединить только избранных; и о том, что общее у всех есть, а надо особенное; что общее, конечно, собирает людей, но собирает-то не лучшим образом; и про мировую душу, которая чем-то смахивает на хаос Эрато, к тому же женственную; и про обоюдное томление души и какого-то духа; и про золотой век Крона, свергнутого нынешними богами.

Женщины, Лаодика и Герофила, тоже в свою очередь появившиеся на картинках, разумеется, болтали про любовь; и почему-то она у них враг жизни; и привычки им, мол, мешают; и благодетельствование, в высшей мере принадлежащее богам, чуть ли не обман; и что любовь должна быть свободной; и на цепи они (мокрохвостые кури-цы!) сидеть не хотят, пусть и на священной…

— Умствующие… Вот где хитрецы-то, — мрачно произнес Зевс.

— А там у них еще Одеон с Мусеем, — подсказала Зевсу дочь его Геба, которую давно не было слышно в собраниях богов.

— Умствующие, — еще громче определил всецарь, поглядывая на Эрато. — Этих афинских умствующих рассеять, чтобы на одном месте не собирались. Слышишь, Гермес.

Гермес показал глазами, что слышит.

— А Тезея я все равно позову, — отчеканила Амфитрида.

— Да пропади он, твой Тезей, я не о нем, — огрызнулся всецарь. — Я совсем про другое.

И из-под лохматых бровей он опять грозно глянул на Эрато.

— Давайте лучше про женщин, — предложил Дионис.

И одной этой фразой направил застолье богов в русло, куда с тех пор так легко соскальзывают все беседы.

— Опять ты… — воспротивился было Зевс.

— Ничего не опять, — объяснил бог всяческих вин и экстазов, — я про то, чтоб на свадьбу пригласить земных женщин со всякими их штучками.

И он повертел ладонями, словно охватывая ими что-то.

— Фи! — брезгливо поморщилась Афина.

— Вот вы всегда такие, — вскочил со своего места Дионис. — Жалуетесь, что не дают вам, богиням, развернуться, и готовы своих земных товарок не подпускать кое-куда, выталкивать…

Среди богинь обозначилось протестующее движение. Правда, оно направлялось не только на Диониса, а и в сторону Афины.

Среди гостей Геры не присутствовали ни Эос, ни Эвринома, ни даже Фетида. Невесте нечего делать на подобном собрании. Оттого еще и не пригласили ее подруг. К тому же их вполне заменяли некоторые из муз.

— О дивная, — передразнила влиятельную дочь всецаря простушка и насмешница Талия, имея в виду, что так в Аттике обращаются к Афине, — ты, наверное, пригласишь Асклепия.

И музы откровенно расхохотались. Среди богов ходили упорные слухи, что Афина тайно сошлась с молодым Асклепием.

— Любовь у нее не свободная, а голодная, — фыркнула Эрато.

Афина пропустила мимо ушей эти ее слова.

— Асклепий сам — бог, его и не надо приглашать, — надменно заявила она.

— Самих-то олимпийцев, конечно, не надо приглашать. Все мы здесь, — рассудила Гера с нажимом в голосе. — Остальных богов столько, что не наприглашаешься.

Этого ее гости тоже как бы не расслышали.