The Banshee Show (СИ)

— Просто мне нравится Стайлз, но теперь я не могу быть с ним, потому что он счастлив с Малией.

Я уставилась на картину, висящую на стене прямо напротив комнаты Лиама. На ней была изображена ваза с белыми цветами, и хотя я совершенно не разбиралась в искусстве, она показалась мне очень даже милой.

— Что ты имеешь в виду, когда говоришь “теперь”?

Лидия рассказала мне о том, что было несколькими годами ранее — Стайлз был влюблён в неё. С самого третьего класса. И я представляла, как Лидия на другом конце провода накручивает свой красивый рыжий локон на палец, и как краснеют её щёки, и как учащается её пульс, когда она говорит о Стайлзе.

— Так он тебе нравится или ты его любишь? — уточнила я, когда Лидия замолчала.

И, спустя мгновение, я нашла ответ в её шумном выдохе.

— Как ты думаешь, почему Виктории так нужен Скотт? — спросила я, переводя тему.

— Она винит его в смерти Эллисон. Она не понимает, что он, как и все мы, был тем человеком, который умер бы сам, но спас её … Знаешь, я чувствовала … Прямо как моя бабушка или твоя тётя … Я чувствовала и пыталась её предупредить, но она не послушалась … Я пыталась спасти ей жизнь, но в итоге она отдала свою, чтобы спасти меня …

— В этом нет ни вины Скотта, ни твоей вины, — сказала я, опережая Лидию. — А что касается Стайлза … Ты была его первой любовью, и если ты думаешь, что он уже забыл всё то, что чувствовал, и отпустил тебя, то ты невероятная дура.

Лидия хмыкнула.

— Ну вот, — добавила я. — Теперь ты хотя бы улыбаешься.

— Спасибо, Лиз.

— Не за что, Лидия.

В 3:46 я снова нырнула под одеяло, но лишь в 4:21 мне удалось уснуть.

И, к счастью, той ночью обошлось без кошмаров.

Комментарий к // you and me

https://vk.com/club75865569 <3

========== // freedom ==========

Я мало чего понимала в лакроссе, как и Малия, и потому нам приходилось внимательно следить за реакцией Лидии, сидящей между нами: когда она хмурилась и качала головой, когда она улыбалась и хлопала в ладоши, когда она шептала еле разборчивые ругательства себе под нос — мы делали тоже самое.

Утром Лиам разбудил меня поздно, потому что решил, что в школу мы не идём. Я могла бы объяснить этот его поступок тем, что он хотел отдохнуть перед сегодняшней игрой, но понимала, что дело далеко не в лакроссе. Он знал: что-то грядёт.

Я тоже знала. Точнее, чувствовала — словно время ускользает от нас, песком просачиваясь сквозь пальцы и исчезая вместе с ветром.

Когда мы встретились, Лидия сказала, что чувствует то же самое.

Лиам пасовал Стайлзу, тот — Скотту. Они не забили пока ни одного мяча, но прошло лишь пятнадцать минут, и, безусловно, ещё была надежда выиграть эту игру.

А вот надежда на то, что в это время Виктория Арджент не собирается напустить на нас очередную партию наёмников, лично у меня отсутствовала напрочь. Раз за разом страх заставлял меня дёргаться от неожиданного толчка локтем от девушки, сидящей слева от меня — она всего лишь радовалась удачному пасу, а я приняла эту эмоцию за потенциальную угрозу.

“Возможно, мама права”, — думала я, притворно растягивая губы в улыбке, когда Скотт заработал нашей команде первые два очка. — “И моё место действительно там, где за четырьмя стенами меня никто не потревожит?”

— Забей же! — громко крикнула Лидия, сложив ладони вокруг рта.

Я перевела взгляд на поле и увидела, что мяч у Стайлза — он стоял и растерянно смотрел по сторонам, словно играл первый раз и даже толком не знал правил.

К Лидии присоединилась Малия, которая вскочила с места и тоже что-то закричала, но за общим шумом я едва ли могла различить её голос — видела только, как шевелятся её губы.

Малия опустила голову вниз и что-то мне сказала, но я не разобрала ни слова.

А затем поняла, что шумят не вокруг — шумит у меня в голове.

Я зажала уши ладонями, и тогда звук стал ещё громче, и я тут же узнала его — именно так шуршит пластинка перед тем, как позволить музыке заиграть.

“Всё хорошо … Всё будет хорошо”

— зашептал голос во внезапной тишине: абсолютной, такой, что имеет собственный звук, похожий на цикличный звон разбивающейся посуды:

“Я прощаю тебя, Виктория … Я тебя прощаю”

Я задержала дыхание. Тряхнула головой, зажмурилась так крепко, что мышцы вокруг глаз на мгновение онемели, а затем снова прислушалась. Нет, голос никуда не исчез:

“Ты тоже должна меня простить. Я просто не могу так … Я так больше не могу”

Это была моя тётя, но в отличие от других случаев, когда мне выдавалось услышать её голос, теперь он был спокойным и размеренным. Мне казалось, что она мягко улыбалась, склоняя голову на бок, когда записывала это. Я легко представила её в том белом сарафане в мелкий синий цветок и коричневом вязаном кардигане с тонким поясом, делающем её осиную талию ещё тоньше. Её волосы, такие же имбирно-рыжие, как мои собственные, заплетены в длинную косу, спадающую с одного плеча.

Она была очень красивая, моя тётя.

“Я буду счастлива, если ты передумаешь … А если нет — встретимся на том берегу”

Я не понимала, о чём именно она говорит, но одна вещь являлась мне предельно понятной — эта запись мне не предназначалась.

Она предназначалась Виктории.