The Beginning of the End (СИ)

Линдсей с грохотом положил трубку, не совладав с собой. Он шумно вздохнул, проведя рукой по влажным светлым волосам, потом охлопал карманы халата. Ужасно захотелось курить - Линдсей порисовался перед Меилой и прилгнул, говоря, что никогда не притрагивался к сигаретам: он начинал и бросал курить дважды во время экономической депрессии, которая так ударила по всем предпринимателям.

- С-сукин сын, - с чувством сказал англичанин, вспоминая свой разговор с Амиром.

Новоявленного мужа Меилы Наис отличало жутковатое обаяние - и вообще он не походил ни на кого из ранее виденных Линдсеем египтян, какого угодно исповедания. Не только облик, но даже пластика у него была совсем другой. Линдсей вдруг подумал, что именно так мог бы выглядеть и вести себя египетский жрец высшего ранга, если бы внезапно оказался перенесен в современность…

Англичанин тряхнул головой. Это уже попахивало бредом.

Отношения с семьей Амир его почему-то пугали - но Оскар Линдсей ни за что не намеревался отказаться от намечающегося контракта.

Не только потому, что это сулило большую выгоду. Черт возьми, есть вещи важнее, чем деньги! Но этот престранный египетский сноб только что бросил вызов английскому характеру Оскара Линдсея. И Оскар Линдсей дойдет до конца.

***

Их отношения на какое-то время стали прохладнее, но потом возобновились и даже успели окрепнуть. Миссис Линдсей с некоторых пор побаивалась и избегала Имхотепа, но остальным это не мешало.

Помимо деловых встреч, Меила с мужем ходили с Линдсеями в театр и балет, даже один раз посетили синематограф с мисс Беллой Линдсей. Имхотеп весь сеанс просидел как прикованный к креслу - немая картина была на египетскую тему, любовные страсти во дворце какого-то древнего царя…

Пожалев чувства мужа, Меила не стала спрашивать его мнения. Зато девятнадцатилетняя белокурая мисс Линдсей осталась в полном восторге от черно-белых экранных страстей.

- Как бы я хотела побывать в вашей стране! - воскликнула она, стискивая руки. Меила улыбнулась девушке, но обнадеживать ее не стала.

Египтяне уже было всерьез засобирались домой, когда Меила неожиданно слегла с жестокой простудой. Всего обиднее было то, что она продержалась до конца зимы и заболела в марте.

Врач, которого Имхотеп пригласил к жене, сказал, что такое нередко случается, особенно с молодыми матерями, - силы организма подтачиваются исподволь.

Доктор прописал египтянке обычные порошки, обильное питье и постельный режим. Меила приказала не подпускать к себе детей и Розу. Миссис Уорминг заваривала для больной имбирный чай, укрепляющее средство, давно известное на востоке.

Меила полусидела в кровати, с подушками под спиной, - черные волосы, которые Меила почти никогда не убирала, она сейчас заплела в две косы, чтобы не липли к шее. Голова будто налилась свинцом, даже глазам было больно: египтянка никогда раньше так не болела. Имхотеп был рядом - он один ухаживал за женой, презирая опасность заразиться.

Впрочем, Меила не верила, что это возможно. У ее мужа было гораздо больше сил, чем у обычных смертных.

- Мне и вправду вредно жить здесь, - сказала Меила шепотом: горло будто резало ножом. - И я боюсь за Фэй.

Имхотеп поцеловал жену в пылающий лоб.

- Мы скоро покинем эту страну, моя царевна. И я не хотел бы вернуться сюда, - прибавил он немного погодя.

- Только… не зимой. Летом тут даже неплохо, - Меила слабо улыбнулась.

Она закрыла глаза и скоро задремала. Спала она тяжелым сном… Имхотеп видел, как быстро двигаются глазные яблоки под веками, как учащается сиплое дыхание. Жрец сидел с ней, зная, что Меила ощущает его присутствие: Имхотеп не хотел оставлять ее одну в той враждебной каждому стране, где совсем недавно скиталась миссис Линдсей.

На другой день курьер принес Амирам букет камелий с вложенной в него запиской. Имхотеп отнес цветы жене. Присел на краешек постели, пока Меила читала записку.

Потом она подала сложенный листок бумаги Имхотепу.

Пробежав записку глазами, жрец поднял голову.

- Ты не думаешь, что Линдсей воспользовался тем… что у нас нет никаких больше знакомств в деловых кругах?

Меила улыбнулась. Глаза у нее запали, и ее красота казалась какой-то зловещей.

- Естественно, - сказала египтянка. - А чего ты ожидал?

Меила проболела больше недели, и на это время дочь пришлось отнять от груди. Характер малышки испортился, когда ее разлучили с матерью, - а когда Меила опять начала брать Фэй на руки, девочка все равно заболела. От нее простуду подхватил и Камиль, драгоценный сын Розы.

Когда все они переболели, уже был апрель. В один из этих солнечно-дождливых, переменчивых дней к ним пришел Оскар Линдсей.

Он справлялся по телефону о состоянии Меилы, но пришел навестить в первый раз. Впрочем, египтянка была ему рада.

Она похудела и осунулась, и по-прежнему заплетала волосы в косы. Это ее молодило… и почему-то придавало ее облику нахальство.

- Добрый вечер, мой друг Линдсей, - сказала Меила, усаживая своего старого опекуна в кресло в гостиной. - Мужа сейчас нет дома. Вы хотели его видеть?

На лице Линдсея отразилось явное облегчение.