«The Coliseum» (Колизей). Часть 2

– А вот сними фильм, который общество пополам расколет – сразу беги к нему. К Безрукову. Один балет в полусвинских декорациях представил, отстранили, перенесли премьеру – так самое время в ноги к защитнику – тот Путину уже надоел. Президент ему на ухо, мол, я понимаю, когда «учитель» там… Матильда, с кем не бывает, но здесь, простите, пенис и прочее… А тут и Райкин уже рядом вертится: а я тоже, Владимир Владимирович, «не верю людям, у которых, видите ли, религиозные чувства оскорблены». Так и сказал – «видите ли». Мол, свечку пусть ставят, куда ни шло, а трусы-то нам оставьте.

Обе женщины замерли, следя за диалогом.

– Режиссер! – Галина Андреевна сделала попытку приподняться. – Ну-ка, ну-ка…

Людмила удержала ее:

– Оставь. Пусть выпустят пар.

Соседка, пораженная словами, тихо опустилась на место:

– А ты, слушай, смотрела? Фильм-то? С Ташковой.

– Не могу досмотреть – плачу. Другой там учитель.

Улица меж тем жила совсем другими мыслями, но только двое на набережной принимали ее сочувствие.

– Ты… про Галку спрашивал… – смущение выдавало Бочкарева.

– И чё? Куда тебя поволокло? Ну?

Самсонов замедлил шаг и повернул друга к себе. Тот, пытаясь отстраниться, с напускным равнодушием скользнул взглядом по голым деревьям.

– Ну! Колись! Раз начал. Что у вас? – не отступал новоявленный «Сократ», тыкая спутника кулаком в грудь.

Бочкарев с трудом освободился и пошел дальше.

– Пронюхала чего? – уже настороженно спросил муж Людмилы, лихорадочно взвешивая последствия.

– Да нет. А даже если так, – устало выдавил Бочкарев.

– Тогда чего? Или песочек в Португалии не тот? Ведь только вернулись. Как сёрфинг? Испанские сеньориты подпортили? Так пусть наши «русалочки» о том печалятся. А ты в другой раз «без самовара»! – и со смешком ударил друга по спине так звучно, что заставил пожилую пару обернуться. Мужчина и женщина переглянулись, а две улыбки полетели в помощь нашему герою.

– Да какой сёрфинг?! – Виктор с досадой мотнул головой. – Волны нет, вода холодная – Атлантика. Вон, куртку себе купил, – и тронул лацкан синей замши, – с овцы хоть шерсти клок. Поехали… думал, всё устаканится, притрется. А вышло… Эта «забота», внимание… как-то натянуто… искусственно всё. Как душит. Пальчики, понимаешь, чувствую… вот здесь, – выразительный жест довершил картину. – И сейчас… тоже. А я покувыркаться в океане ехал, двух парней с «академгородка» кинул – собирались-то втроем. Отвлечься, развеяться – думал, в усталости дело. Оказалось, угадал… только не от работы усталость.

– Отель «Атлантик», говоришь? «Двухкуешный нумер»? – приводя слова известного комика, бросил Самсонов. Улыбки делали свое дело. – Опасается отпускать тебя одного, брат, и доложу, если понимать, с кем водишься, – он хлопнул себя в грудь, – обоснованно!

– Не… к тебе настроена мирно. В жизни, говорит натаскан. Или жизнью… Хоть и позволяет чего, но безвредный. А от вина, мол, отважу.

– Похвальное наблюдение. Но готов побороться и оправдать! «Поскольку истина в вине, то часть ее уже во мне»!

– Опять Губерман?

– А кто же? Попробую угадать ее следующий комплимент: хвалила за женитьбу?

– Точно, – утвердительно мотнул головой друг. – Только не до того мне. Всё Лариса из головы не выходит.

– Ого. Марш-бросок в прошлое? Пригнулся? Или уже сиганул? Вроде сам говорил: нельзя им жить?

– Не мои слова… Галки.

– Ну, спутал!

– Да нет, это я запутался.

– Так поправимо! – бодро среагировал друг. – Распутывают у нас в ЗАГСе! На раз! Зайдем?! – и опять хлопнул Виктора по спине. – На Киевской – рядом! Одна трамвайная остановка! Гильотина такая, в виде печати – враз сомнения отрубает. Ими там весь пол к выходным завален! Готов? Тогда прочь уныние! Или сначала «примем»? – настроение Самсонову испортить было трудно.

Теперь смеялись уже двое студентов – случайные свидетели разговора.

– Не… только не на Киевскую, – отшутился Бочкарев. – Скверные ассоциации…

– Хм, тонко. Понимаю… неудачный городишко для закладки счастья-то. Тогда пожалте на Декабрьских событий!

– Еще хуже! – Бочкарев возмущенно махнул рукой. – Да и не про то я…

– Так не тяни кота за лямки!

Виктор поморщился. Желание «исповедаться» не спешило, но и делиться больше было не с кем. Именно «неторопливостью» желание отличалось от обычных – приятных и безрассудных.

– Понимаешь, – он помедлил, – если бы как на остановке, помнишь, девчонок… или как вчера… а здесь, с ней… ну то же ведь самое, блин, только не на вечер, а на месяцы, и не по пьяни, а сознательно, расчетливо. И что хуже? Понимаю… не то всё это, а ей сказать не могу. Там хоть без обмана, а здесь… надеждой. И свою жизнь корежу, и ей ломаю.

– Ты про Галку?

– Ну, да.

– У нее сломаешь! Она сама кому хошь…

– Да ты же сам видишь, рассчитывает, считает порядочным, – с досадой продолжил Бочкарев.

– Думает дожать, – поправил спутник.