The Fallout (ЛП)

Гермиона осознала, что оснований держать эти отношения в секрете не так уж и много. Драко не Пожиратель Смерти или кто-то подобный, а будь он им, ничего бы и не срослось. После случившегося озарения до неё, наконец, в полной мере дошли слова Драко. Гермиона признала, что единственная причина, по которой она утаивала их связь, заключалась в том, что ей хотелось избежать осуждения, нападок и сомнений в собственной значимости. Не об этом ли твердил ей Малфой всё это время? Чувство вины, такое же тёмное и уродливое, как ненависть, наполняющая во время битвы, захлестнуло её при мысли, что Драко наверняка считал, что она его стыдится. А почему бы и нет? Гермиона всячески скрывала тот факт, что он её… любовник, не желая, чтобы люди её с ним ассоциировали. Потому что быть с ним означает принизить свою ценность. И как же неприятно ему было это подозрение.

Вернее даже, знание.

Вначале ей было стыдно. Но потом такие прятки стали обычным делом, и казалось гораздо проще хранить этот секрет, нежели столкнуться с реакцией на его обнародование. Ей хватало поводов для волнений, чтобы беспокоиться ещё и о собственной репутации. Или репутации Малфоя. Она успокаивала себя этим оправданием, даже увидев реакцию Драко той ночью, когда кто-то ходил за их дверью. Она постаралась её проигнорировать, найдя логичные объяснения. Но сейчас, позволив себе, наконец, посмотреть на ситуацию в целом, Гермиона чувствовала себя ужасно. Вина, отягощённая больше мыслями о том, что Драко знал, как Гермиона носится со своей значимостью, чем опасениями, что теперь будет, раз всё выяснилось.

В 10.02 Грейнджер перестала переживать. Ну хорошо, все узнали. Узнали, что она поддерживает сексуальные отношения с тем, кто не является её молодым человеком. Узнали, что это Драко Малфой — тот самый уважаемый, пугающий и ненавидимый Малфой. Шепотки и косые взгляды, что раньше сопровождали Лаванду, теперь станут её спутниками — и, возможно, положение будет даже хуже. Но Гермиона лицом к лицу сталкивалась с Пожирателями Смерти, войной, убийствами и смертью своих друзей — и всё прочее бледнеет в сравнении с этим. Она не боится.

Лишь, как справедливо отметила Лаванда, дёргается.

— Это по поводу прошлой ночи? — шёпотом спрашивает Лаванда — и Гермиона вскидывает на неё глаза, удивлённая такой предусмотрительностью.

Она понятия не имеет, как именно отреагируют люди и что скажут. Гермиона нервничает, потому что достаточно чьей-то грубости, чтобы она вспылила.

— Да.

— Гермиона, — Лаванда со смехом откусывает от блинчика и качает головой. — Ну какая разница, что люди увидели то, о чём и так знали? Да брось ты.

— Что? — Гермиона явно туговато соображает по утрам. Ладно, всё дело в неуверенности. — Ты всё знала?

Сначала Лаванда смотрит на Гермиону так, словно та придуривается, а затем так, будто та невероятно наивна. И это обидно.

— А есть варианты? Ты заметила, как часто я оказываюсь в тех же самых местах, что и вы? Вы оба искрите уже целую вечность, и я тебя умоляю… Вы хоть отдаёте себе отчёт, как иногда шумите? Такие звуки, знаешь ли, ни с чем не спутаешь.

Гермиона широко распахивает глаза и моргает, невидяще пялясь в чашку с чаем. Лицо пылает, тело кажется онемевшим.

— Так что, все в курсе?

— Не знаю. Об этом никто особо не болтает. Вообще-то есть другие поводы для беспокойства.

— Никто ничего не говорит? — Гермиона поднимает голову, недоверчиво изогнув бровь.

Лаванда внимательно смотрит на неё, потом опускает глаза и пожимает плечами.

— Ничего такого, Гермиона. Ничего, что имело бы значение.

— О, — вот оно как. — Как давно ты знаешь?

— Мерлин, год? Плюс-минус. Однажды я услышала скрип вашей кровати и… ну, ладно. Я подглядывала, а у того, кто вышел из твоей комнаты, была слишком приметная светлая шевелюра.

Год? Лаванда, и кто там ещё, так долго обо всём знают, а Гермиона даже и не подозревала? Эта новость порядком устарела. Господи.

— Признаюсь, я бы никогда не подумала на Драко. Мне казалось, ты найдёшь себе более… ну, ты понимаешь. К тому же я сама пробовала… — Гермиона так резко вскидывает голову и так пронзительно вглядывается в Лаванду, что та мгновенно осекается и подаётся назад.

Лаванда может быть ханжой и называть её какими угодно словами, но болтовня об их перепихе с Драко — последнее, что жаждет слушать Гермиона. По выражению лица подруги она понимает, что своей реакцией сказала больше, чем стоило бы.

— Гермиона, — шепчет Лаванда, и Гермиона покрывается румянцем, опускает голову и делает глубокий вдох. — Всё в порядке. Я хочу сказать, такое случается, понимаешь? Да и… кому есть до этого дело?

— Верно.

— Война скоро совсем закончится, мы все будем жить дальше и позабудем о тех глупостях, что творили здесь. Малфой, наверное, исчезнет, Гарольд и я поженимся, а ты вернешься к Гарри и Рону. Всё станет вновь… нормальным.

Гермиона не понимает, что задерживает дыхание, пока не замечает: в воцарившейся тишине слышно лишь Лаванду. И даже если голос Гермионы звучит глухо, Лаванда делает вид, что ничего не замечает.

— Верно.

========== Двадцать два ==========

День: 1444; Время: 14