The Fallout (ЛП)

Она садится на кровать и наблюдает за тем, как Драко ищет решение какой-то задачи. Ей интересно, что он почувствовал, когда Люпин предположил, будто их отношения значимее её дружбы с Джинни, — и размышляет, что при этом испытала сама. Между ними есть много того, что ей ещё предстоит осмыслить, особенно его поступки. Например, то, что Драко вставил их фотографию в рамку, столько раз появлялся в Мунго, ревновал, злился — по рассказам Джастина, — не сумев попасть к ней в палату в ту первую ночь, позволил ей спать с ним в одной постели без особых на то причин. Мысль об анализе этих событий настолько удручает, что Гермионе почти что хочется просто принять их как данность, зная, что они имели место. И что, возможно, Драко Малфою на неё не наплевать, хотя бы чуть-чуть.

Но Гермиона не из тех людей, что торопятся с выводами. Она предпочитает однозначные неоспоримые факты. Те данные, что вызывают сомнения, лишь провоцируют появление теорий и предположений, их нельзя считать за истину, особенно когда дело касается человека, сидящего напротив. Кроме того её, как обладателя аналитического склада ума, слишком утомляет наличие множества моментов для переживаний, ненависти и страха. У неё создается впечатление, будто времени на размышления совсем не остаётся — она успевает лишь действовать.

И тем не менее Гермиона появилась здесь не только для того, чтобы выспаться. Она вдруг обнаружила, что… одно это слово заставляет её закатывать глаза и покрываться румянцем. И не потому что она ханжа, — по крайней мере, ей хочется надеяться, что дело не в этом, — а потому, что даже в собственных мыслях это слово кажется чересчур инфантильным. Она обнаружила, что ей нужна… своего рода, разрядка.

Гермиона понятия не имеет, как дать знать об этом. Обычно один из них просто сгребает другого в охапку, и поцелуи быстро оборачиваются чем-то большим. Но она не так уж часто проявляла инициативу, целуя Малфоя первой. Ей почти что неловко, что он многократно брал ситуацию в свои руки, ведь она представляет себя сильной, решительной и напористой. Она делала первый шаг, когда Драко проходил мимо неё по безлюдному коридору, появлялся в дверях пустого дома или просыпался. И предпочитала думать, что её порывы оказывались для него неожиданными.

А теперь Малфой, сосредоточенный на своей задаче, сидит в противоположном углу комнаты, даже не глядя на Гермиону. Она мучается вопросом: неужели их новоприобретённая привычка спать вместе единственно для того, чтобы высыпаться, притупила их… потребность в разрядке? Насытила их голод, что для любовников — не то что не состоящих в браке, а даже не пребывающих в отношениях — представляется печальным итогом. Гермиона вдруг замирает, сообразив, что если они просто любовники, которые перестали заниматься сексом, то, значит, и собственно любовниками они больше не являются. От этой мысли накатывает паника. Большинство их контактов основано на сексе, именно он стал движущей силой, приведшей к дружбе. Она…

— Грейнджер, если у тебя такое выражение лица из-за кипящих в мозгу мыслей, я бы даже на секунду не хотел оказаться в твоей голове.

Гермиона подпрыгивает, фокусируясь на его лице, и выдавливает нервный смешок. Малфой смотрит на неё так, будто до сих пор сомневается в её умственном здоровье, — наверное, так оно и есть. Он неспешно приподнимает бровь и опять сосредоточивается на своём блокноте. Новом, насколько успела заметить Гермиона.

Она старается придумать, как же снова привлечь его внимание или хотя бы объяснить, о чём именно думала. Но у Гермионы не хватает духу признаться, что её мысли были заняты чем-то неприличным. Она гасит в зародыше идею спросить о его желаниях, ведь о какой страсти тогда может идти речь? Просто подойти и поцеловать Драко — это может показаться странным, учитывая то, насколько он поглощён своими делами.

Пытаясь вспомнить хоть какую-то полезную информацию, Гермиона чуть не разражается смехом, когда в её мозгу вспыхивает вопрос: а как бы поступила Лаванда? Это совершенно абсурдная мысль, и она сомневается, что сможет простить себе подобные размышления. Но Гермиона Грейнджер не собирается отворачиваться и ложиться спать: перед ней стоит проблема, а трудности она любит.

Несмотря на нежелание мыслить в подобном ключе, воспоминание о Лаванде наталкивает на кое-какую идею. Гермиона покрывается румянцем и смотрит на Драко так, будто тот может прочитать её мысли, но он полностью занят бумагами. Наверное, её задумка слишком наивна, да и проделывалось подобное уже миллион раз, к тому же Драко может вообще не заметить её усилий — но ничего лучшего ей в голову не приходит. Гермионе даже кажется: как бы она ни старалась, стоит Драко обратить на неё внимание, он сразу догадается о её планах, и с этим вряд ли что-то можно поделать.