The Fallout (ЛП)

В его голосе слышно болезненное отчаяние, и Гермиона победно улыбается. Она боялась, что не сможет этого сделать. Боялась, что окажется в неловкой ситуации: не сумев заставить Драко умолять, пришлось бы его развязать и предоставить свободу. Она уже представляла, как он закатит глаза, рассмеётся или покосится, когда она ляпнет что-нибудь, не соответствующее уровню её интеллекта.

Гермиона снова и снова прокручивает его слова в голове. Тон его голоса, яростное выражение лица, судорожные движения тела, стиснутые в кулаки пальцы. И всё это для неё. Она довела его до того состояния, в котором он перестал связно мыслить, поддавшись сумасшедшему желанию. Она уже видела, как он теряет контроль — сама была этому причиной, — но сейчас это нечто другое. И есть в этом что-то мощное, успокаивающее и прекрасное.

Пять. Всего пять раз она опускается на него, и он кричит от захлёстывающего его оргазма. Его лицо искажено от боли и удовольствия, и Гермиона ощущает, как лёгкое, радостное ощущение собственной победы начинает превращаться в вину. Она затихает, закусывает губу, вглядываясь в его лицо и не спеша расслабляться. Она почти что боится освобождать Драко, но всё же делает это, и его руки безжизненно падают на кровать. Гермиона только начинает сильнее волноваться — его тело дрожит, а глаза остаются закрытыми.

— Чёрт, — хрипит он, будто галька шуршит.

— Ты… в порядке? — она вздрагивает от этого звука.

Драко открывает один серый глаз, встречается с Гермионой взглядом — та лишь крепче закусывает губу — и тут же распахивает второй.

— Ты за это заплатишь.

— Мне жаль, я…

Его бровь взлетает, а потемневшие глаза впиваются в Гермиону.

— Ох, теперь тебе жаль?

Она смотрит на свои потные руки, устроившиеся на его животе.

— Не знаю, почему я так поступила. Ну, я…

— Отлично знаешь почему, — она вскидывает голову, почувствовав в его тоне весёлые нотки. — Нравится слышать, как я умоляю, да, Грейнджер?

Она фыркает и задирает нос.

— Теперь я понимаю, почему тебе нравится проделывать со мной такое.

Малфой смеётся, низко и сипло — очень похоже на кашель.

— Почему ты выглядишь такой расстроенной?

— Я не выгляжу расстроенной, — огрызается Гермиона — защищаться всегда проще. — У тебя был такой вид, словно тебе больно, а я не хотела, чтобы…

— Впервые кто-то проделал со мной подобное, — признаётся он, и она поднимает на него глаза. — В следующий раз буду знать, что не надо так сдерживаться.

Малфой смотрит на неё так, словно она сморозила какую-то нелепость, протягивает руку и рисует круги на её колене. Гермионе кажется: такое беспокойство — и вправду немного нелепо. В конце концов, это же был его выбор, разве нет? Он мог в любой момент сдаться и сделать то, чего она так добивалась, — Драко же всё понимал. В противном случае, он мог сказать «нет». Гермиона смеётся при мысли о том, какая же она развратная штучка, раз Малфою пришлось бы просить её всё это прекратить. Она представляет, как он с обиженным и возмущённым видом прикрывается, и хихикает ещё сильнее.

Гермиона поднимает веки, когда он стискивает её руки на своём животе и тянет на себя так, что она на него ложится. Вскинув бровь, он с любопытством смотрит на неё, отпускает её запястья и зарывается пальцами в тёмные волосы. Вглядывается в её улыбающийся рот, пока она не затихает, и встречается с ней глазами.

— Что?

— Ничего.

Малфой хмыкает, опускает руку, проводит по её спине и шлёпает по попе.

— Ты была очень плохой девочкой, Грейнджер. Я был почти уверен в твоей капитуляции, но ты проявила себя грозным соперником. Не знал, что в тебе это есть. И, тем не менее, выиграна лишь битва, но не вся война, верно? Помнится, я обещал тебе отомстить.

— Блюдо, которое подают холодным? — слабо уточняет она, и его губы изгибаются в хищной улыбке.

— Что ж, лёд я всегда могу раздобыть.

День: 1540; Время: 11

Завернув за угол, она сталкивается с Колином: он так напряжён, что, поймав его взгляд, Гермиона отпрыгивает в сторону, будто срабатывает какая-то пружина. К груди Криви крепко прижата чёрная папка, а по его бокам стоят два аврора.

— Привет.

— Гермиона, привет. Как дела? — его дыхание сбито, сам он испуган, и она не понимает почему.

Она оглядывает его безукоризненную мантию, пробор в волосах, белые костяшки на фоне папки.

— Всё хорошо. Как ты?

Она откашливается, почувствовав, что в вопросе сквозит обвинение, и поднимает глаза на авроров. Гермиона уже очень давно не говорила с Колином, но так уж бывает. Есть люди, с которыми она видится почти постоянно, а есть те, с которыми не сталкивается годами. В самом начале войны никто толком не знал ничьих способностей, и команды набирались случайным образом из списка свободных бойцов. Когда командиры выяснили, что скрывается за именами, они стали выбирать подходящих им людей, которые хорошо сражались и соответствовали целям операций. Гермиона часто работала с одними и теми же напарниками, за исключением, пожалуй, тех случаев, когда её товарищи были заняты на других заданиях.