The House

Даже задыхаясь, даже в отвратительной темноте, убегая от непредсказуемого раввина, я еще сохранил способность немного соображать. От Дома оставалось три этажа. Это по два лестничных марша с площадкой между ними. Совсем немного. Я должен был очень быстро оказаться на шестнадцатом, последнем этаже, а там еще небольшая лесенка и крыша. А я все бегу и бегу. И ребра ступенек сменяются гладкостью площадок. Сколько мне нужно времени, чтобы добраться до крыши? Почему площадок и лестниц больше, чем должно быть? Я спешу со своим чемоданом на недосягаемую крышу. Как отставший от поезда пассажир. Поезд пошел, набрал скорость и ясно уже, что не догнать, но какая-то сила гонит и гонит вперед, туда, где нет перрона, по рельсам... Может быть крыши нет вообще? Но она была, и еще совсем недавно или очень давно я лежал на ней. Тогда где же она?

Я бегу, и это не сон, в который меня мог бы погрузить кулак раввина - это самая реальная на свете реальность. Потому что дыхания почти совсем нет, а руку оттягивает чемодан, время от времени бьющий краем по решетке перил, и еще внизу так и не удаляется рокот раввиновых увещеваний. В этом несчастном Доме было все – трюки, приспособления, почти фантастические постройки и механизмы, но не искривленное пространство! А сейчас этот бесконечный бег наверх... Такого просто не может быть! У меня есть выбор – продолжать, пока еще несут ноги, или остановиться и присесть на ступеньку, дожидаясь раввина. А еще у меня есть чемоданчик. Можно его раскрыть и на ощупь нажать последнюю кнопку. Теперь уж совсем интересно - что будет. Ведь если оставалось три этажа, а я вознесся как минимум на десять, то... Что же будет взрываться?

Я, и в самом деле, опустился на холодный жесткий мрамор - просто больше не было сил. Все, я выдохся. Кто-нибудь скажет мне, где я нахожусь? Может быть раввин, который все ближе и ближе, судя по пыхтенью и неразборчивому бормотанью?

А дальше - снова это «дальше»! - появляется раввин. Конечно мне его не видно, на лестнице по-прежнему темно, но зато хорошо слышно.

- Ты что, - отдышавшись, спрашивает раввин, - зачем убегаешь? Испугался, да? Так ведь она Шутника-то чуть не задушила. А он сдуру мог и нажать что-нибудь. Мог ведь? Я понимаю, ты чемоданчик прихватил, но...

Он и еще что-то произносит, но я не слушаю, а думаю о том, как же это он меня вычислил в этой темноте. Он ведь без фонаря за мной бежал. Просто остановился передо мной, отдышался и заговорил. Не верю я, что у него прибор ночного видения. Неоткуда ему у раввина взяться.

- Где крыша, ребе? – неожиданно спросил я, потому что закралось странное подозрение, - где у этого дома крыша?!

Раввин сбился и замолчал. Я почувствовал, что он напряженно соображает. Но не отвечает. Наверное, ответить нечего. И вообще, кто он такой, этот раввин? Почему появляется неожиданно и там, где что-то происходит? И – то он испуганный еврей, пришедший за деньгами для синагоги, то дурак-индеец, а то - просто псих. Почему он со мной? Что ему надо? Чемоданчик? Ну так сейчас я ему устрою!

- Ты это зачем, - снова возникает раввин из темноты, услышав, как щелкнули замки открываемого мной чемодана, - ты только глупостей не делай, слышишь! Подожди, давай еще поговорим, ты же многое не знаешь. Ты просто ничего не знаешь!

Не знаю. Вот и прекрасно. И теперь уже не узнаю. И почему три этажа вытянулись в бесконечность - не узнаю. Потому что нащупал эту замечательную кнопку. Тут без ошибки – две уже провалены и осталась только одна - выпуклая, гладкая, приятная на ощупь кнопочка. Большим пальцем – так вернее, я ведь еще не знаю, с какой силой ее надо нажимать. Замечательно. Один раз, когда я шел к провалу, раввин остановил меня, но сейчас не получится. Я просто зол, потому что лестница не кончается. И этого достаточно. Все должно кончаться. Абсолютно все. Ну а раз она не кончается сама по себе, то есть отличное средство, оно поможет. И вообще – любопытно, где же грохнет взрыв. В этом доме все возможно!

Раввин, продолжая что-то говорить успокаивающим голосом, пошел на меня, и я понял, что еще чуть-чуть, и он меня коснется. А я не забыл, какие сильные у него руки. Поэтому чуть привстал от напряжения, сжал челюсти и, почти сладострастно, вдавил выпуклую, согревшуюся от моего пальца пластмассу. Рядом то ли всхлипнул, то ли кашлянул раввин. Под нами что-то рыкнуло, мне показалось, что нас вот-вот швырнет вверх вместе со ступенькой, но вместо этого режуще ярко вспыхнул свет. Обычное лестничное освещение. Оно застало раввина чуть пригнувшимся, с расставленными руками, подавшимся ко мне.

- Ну вот, - сказал раввин, - я же тебя предупреждал, что не надо это делать.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ