The House

ВЛАДИМИР ГРЖОНКО

THE HOUSE

Роман

[email protected]

И сказал змей жене: нет, не умрете, но знает Бог,

что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза

ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло.

Бытие 3, 4-5

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Крыша, залитая битумом, раскалилась как противень, и я был единственным на ней пирогом. Дернуло же меня сюда залезть! Впрочем, ничего удивительного в этом нет. По крайней мере, для меня. Человеку, уставшему от уличной толпы, ничего не остается, как залезть на крышу. И чем выше она - тем лучше. Я удивительно не суетлив. И даже, наверное, несуетен. С точки зрения людей устроенных, средних, разумных, которых я обычно называю «добропорядочными бюргерами», эти качества сильно мешают жить, потому что это никакая не несуетность, а просто лень. Я готов согласиться. Из нежелания спорить. Хотя, возможно, мне и действительно просто лень. Может быть, я еще спою хвалу этому человеческому качеству.

Сейчас стоит лето, конец июля. Я иду по улице и стараюсь не переходить на солнечную сторону. Почти нечем дышать, но заходить в магазины, где работает кондиционер, не хочется. Опять же суета. Я почему-то привязался к этому слову, и оно начинает нервировать меня не меньше самой суеты. В общем я, проталкиваясь через людей и рыхлый воздух, бреду. Делать особенно нечего. От этого жара еще отвратительней. Единственное спасение в воспоминании о зиме. Не менее отвратительной зиме с ветром и сыростью, когда кажется, что лучше умереть, только бы из тепла не выходить. То есть о зиме вообще. Однако вспоминается почему-то другое.

Раннее утро, я тащусь на свою очередную поденщину. Легко догадаться, что жить почти не хочется. От выхода из метро идти, наверное, с милю. Мне холодно и невыспанно. Весь город вокруг зевает и вздрагивает. Надо бы бегом, но я, по своей идиотской привычке к пунктуальности, и так приехал на полчаса раньше. А начальство ранними приходами на работу баловать не стоит. Потому мерзну, кляну все на свете, но выныриваю из потока серых спин и сворачиваю с прямой авеню на неторопливую стрит. Ну что ж, сделаю небольшой круг, разомнусь. Холод адский и только-только начинает светать. Теперь я бреду по одной из самых богатых частей города. Здесь никто никуда не торопится. Или это так просто кажется? Прохожу мимо домов, где квартиры занимают целый этаж, а то и два. Сейчас в этих квартирах, в тепле, почивают самые добропорядочные бюргеры города и окрестностей. Я прохожу мимо. Швейцары в мраморных подъездах начинают отращивать на невыспанных физиономиях подобострастие. Я их понимаю – работа есть работа, а, значит, и деньги. Как-то раз сам видел, как добропорядочный бюргер, выходя из такси, оставил водиле на чай десять центов и дал доллар подбежавшему открыть ему дверь швейцару.

Ну их всех к черту. Я, конечно, против социального равенства. Я за социальное неравенство. Знаю, чем закончивается уравнивание и ненависть к богатым и удачливым. Избави Бог!

Я так задумался, что подошел к очередному подъезду ближе, чем следовало. Дверь внезапно открылась перед моим носом, вернее, перед виском. Ну да, швейцар-то смотрит не на проходящего, а на выходящего. Из вестибюля вышла дама. Нет, увы, не молодая, хотя и не старая. Стройная и холеная. И посмотрела на меня. Еще бы! От моего столкновения с высоченной стеклянной створкой пошел такой гул – тротуар завибрировал! А мне не больно, просто растерялся от неожиданности. Я давно заметил, что чем громче удар, тем менее больно. Звук выдаивает энергию удара за мгновение до самого удара. Я так думаю. Но дама, вероятно, думала иначе, потому что глянула на меня с участием и спрашивает, все ли со мной в порядке. Со мной–то да. А вот с ней… За какие–то секунду–две взгляд из нейтрально-участливого превращается… Даже и не обьяснить. Нет, совсем не в похотливый. Но в какой–то интимный, что ли. Как будто были когда-то близки, очень близки, потом не виделись сто лет, и вот теперь узнала и мгновенно все вспомнила. Это ерунда, конечно. Я ее первый раз в жизни вижу, да и она меня. Но взгляд примерно такой. Я не строю иллюзий относительно своей внешности. Женщины обычно любят меня только ушами. Ну, может, я кокетничаю немного, но чтобы вот так, как сейчас…