The Irony Tower. Советские художники во времена гласности

Несколько выставок устроил Иосиф Бакштейн, чьи позиции события предыдущего года, с одной стороны, несколько подорвали, а с другой – помогли ему переосмыслить свою деятельность в более рациональном ключе. Эти выставки были менее пафосными, чем у Айдан, но они были лучше. По сути дела лучшие работы того лета были показаны именно на выставках Бакштейна. Название первой из них – «Дорогое искусство» – предполагало двоякое прочтение как по-русски, так и по-английски, ведь в обоих языках слово «дорогое» означает и «любимое» и «дорогостоящее». Выставка проходила в мае, в ней участвовали многие получившие большую известность на Западе художники, работы были сделаны из самых простых и дешевых материалов, но так, чтобы привлечь внимание западного зрителя. Посетители с ехидством отмечали дороговизну этих вещей. К тому времени, когда вторая часть «ИсKunstва», наконец-то открылась, Иосиф организовал на Автозаводской выставку «Перспективы концептуализма». Как и на «Дорогом искусстве», там были показаны работы, которые Иосиф отобрал во время походов по мастерским или заказал специально. В «Перспективах концептуализма» принимали участие Костя и Лариса Звездочетовы, Сергей Волков, Георгий Кизевальтер, Игорь Макаревич, Елена Елагина, «Перцы», Маша Константинова и Коля Козлов. Козлов и Константинова, как и «Перцы», многие годы были членами движения авангардистов, но почему-то в первые дни гласности о них как будто подзабыли; выставки Иосифа представили этих художников западному зрителю, так что их имена были внесены в списки тех, кого приглашали на самые престижные выставки на Западе.

Постепенно получилось так, что все важные персоны художественного мира направлялись к Иосифу. Его не интересовали люди, которым нужны были на память картинки из Фурманного, но он всегда был готов помочь в организации выставки или обсудить проблемы авангарда с крупными западными арт-дилерами. Он всегда был в курсе, кто и где в данный момент находится, и всегда мог подсказать, в какое время кому лучше звонить. Он знал, каких художников лучше выставлять вместе и какие работы хорошо дополняют друг друга. Он объяснял художникам, какие галереи хорошие, а какие нет, а дилерам – какие художники хорошие, а какие нет. Он вел переговоры о вывозе своих выставок на Запад и о продаже вещей, которые было сделаны по его заказу. Художники знали, что работы, которые выставляет Иосиф, весьма вероятно, увидят люди, мнение которых много значит в художественном мире, он мог пропихнуть кого-нибудь или, наоборот, сообщить в конфиденциальном разговоре, что для кого-то лучшее время уже позади. Он не злоупотреблял своими возможностями, по большей части он высказывал общее мнение, а не выдумывал своего. Но он обладал властью.

Его положение было не очень удобным, потому что многие иностранцы больше хотели от него практических советов, а не критических замечаний, а он решительно не желал, чтобы его использовали в качестве справочного пособия. Хотя Иосиф обладал организаторскими способностями, он был ленив и летом 1989 года, как и все остальные, в основном проводил время в дружеских посиделках с чаепитиями и воспоминаниями. Он мог быть весьма резким с теми, кто пытался предъявлять к нему какие-либо требования, даже если изначально они с энтузиазмом обсуждали совместные планы. Договорившись с кем-то об организации какого-либо мероприятия, он мог ни с того ни с сего плюнуть на свои обязательства, а потом в последнюю минуту объявиться и все выполнить – с недовольным видом. Когда он увидел, какими богатыми стали его друзья, он стал просить все больше и больше денег за свои услуги, и за те знания, которыми раньше он охотно делился по-дружески, теперь нужно было платить деньги. Художники постоянно отпускали какие-нибудь обидные замечания по поводу денег, которые он получал. «Почему ему надо платить? Он что, создал какое-то произведение?» – спрашивали они, хотя Иосиф зарабатывал гораздо меньше, чем они, а работал, пожалуй, побольше.

И вот в обстановке этих перепалок и ссор появляется Лена Курляндцева. Иосиф вызывал недовольство, потому что его считали ленивым и жадным. Лена такой не была. Она была умной, доброй, теплой и очень работящей, всеми силами помогала любому, кто просил о помощи, – за деньги или просто так. Вместе со своим мужем она все время кого-то с кем-то знакомила, что-то организовывала, возила иностранцев на нужные встречи, помогала им покупать картины. Она была очень внимательна и много помогала немцам из «ИсKunstва», тогда как все остальные в Москве старались побыстрее от них отделаться. Но, как и Виктор Мизиано, она слишком поздно и не оттуда попала в среду художественного авангарда. Подобно Мизиано, она работала в каких-то полуофициальных структурах и с авангардом познакомилась не тогда, когда это было опасно, а когда это стало модно.