The Irony Tower. Советские художники во времена гласности

Но судьба иногда улыбается нам тогда, когда мы этого совершенно не ждем. Пока чиновники пересылали друг другу Лизины бумаги, началась перестройка. Начали вводиться новые законы, и было объявлено, что любой человек с Запада может пригласить к себе друзей – надо просто прислать частное приглашение. В мае такое частное приглашение получила Ира Нахова и поехала в Италию. Ее поездка стала маяком надежды.

Все это устроила Лиза. Она позвонила своим друзьям-единомышленникам и попросила немедленно выслать приглашения, бюрократическими формальностями занимался Вернер Цайн. Она написала в «Карл-Хофер-гезельшафт» с просьбой немного отложить выставку и тоже попросила их сделать приглашения. В ответ ей предложили перенести выставку на октябрь и сделали приглашения, которые вскоре таинственным образом потерялись в советском консульстве в Калькутте, так что попали в Москву только через шесть недель. Лиза встретилась с еще одним важным человеком из Союза художников, который ни раньше, ни теперь не мог помочь сделать визы по официальным каналам. Но он сделал необходимые справки, которые художники могли предъявлять в отделениях милиции, где они должны были получать иностранные паспорта. Приглашения от художников из «Бомба колори» пришли, но застряли где-то в инстанциях. Приглашения от «Карл-Хофер-гезельшафт» прибыли из Индии, но их не приняли, потому что для официальных они были слишком неофициальными, а для частных – слишком официальными. Когда же, наконец, все бумаги были на месте, сами художники боялись идти с ними в милицию, контактов с которой они так тщательно избегали десятилетиями. «Конечно, мы все снисходительно относились к безумной Лизиной фантазии, что мы поедем на Запад, – объяснял Свен Гундлах. – Но оказалось, она ожидает, что мы тоже примем участие в ее бредовых затеях, и поскольку мы знали, что это бесполезно, мы пытались всячески избегать всего, чтобы не угодить в беду».

К этому времени Лиза и художники уже очень хорошо знали друг друга. Лиза жила на стипендии в Москве, в общежитии, в комнате, куда помещали больных и психически неуравновешенных.

На двери в ее комнату большими буквами было написано: «Комната 10. Изолятор». Комната была небольшая, около восьми квадратных метров, с серо-зелеными стенами, с решетками на окнах.

Там было полно крыс и тараканов. Художники, которые жили под ней, тоже какие-то иностранцы, работали со сваркой, с двух часов ночи до рассвета они беспрерывно громыхали, так что стоял невообразимый шум. На шестьсот студентов бы всего один телефон.

Лиза хотела запечатлеть ту среду, в которой ей пришлось обитать, поэтому она сфотографировала надпись в туалете, сообщавшую, что студентам не разрешается становиться на сиденье туалета в обуви, и надпись «Изолятор» на двери своей комнаты. Кто-то из студентов заметил это, Лизу вызвали в комсомольскую организацию и сказали, что шпионы им в общежитии не нужны, потом ее несколько раз долго и подробно расспрашивали.

Тем временем она встречалась с художниками, участвовала в их занятиях, ходила к ним в гости, в общем, вошла в их жизнь. Иногда она оставалась ночевать у Свена и его жены Эммы. У них была маленькая десятиметровая комнатка, в которой кроме них жили Эммина мама, Эммина бабушка и собака. Для того чтобы устроить Лизу на ночлег, Свену приходилось сдвигать в угол всю мебель, включая пианино, тогда получалось что-то вроде миниатюрной Пизанской башни, но освобождалось как раз столько места, чтобы Лиза могла лечь. Иногда она оставалась у Николы и его жены Карины, они жили где-то на юге Москвы. И везде она чувствовала себя как дома.

В конце своего пребывания в Москве Лиза сделала перформанс в ставшем уже легендарным «Клубе авангардистов». Обнаженная Лиза была раскрашена в красный цвет. Через несколько месяцев мы с Сергеем Волковым вместе отправились на международную выставку в Лондоне.