— Да похер, — рыкнул он, с треском раздирая дешевый материал.
Эмма лишь закатила глаза: она привыкла, что с этим упёртым козлом не стоит спорить, если, конечно, не хочешь получить зуботычину или паскудное обзывательство.
За колготками Брендон разорвал на ней и стринги из столь же некачественной ткани, и быстро, неласково, почти ударяя головой о спинку кровати, оттрахал девицу, позаботившись лишь о том, чтобы кончить самому, а не доставить удовольствие ей.
Довольный и раскрасневшийся, Хоровиц слез с нее, надел трусы и направился к тайнику с приспособлениями для инъекций. Разозлённая Эмма накрыла ноги одеялом и отвернулась к стене. Ей уже не хотелось никакой дозы — единственным желанием было только поспать.
Брендон же, высунув язык от напряжения, бодяжил героин и прогревал его в специальной ложечке. Первую порцию он готовил «возлюбленной» — примерно пятую часть всего кулька.
— Эй! — набрав вещество в шприц, легонько пихнул он девушку, — давай, принимай.
Та, стащив одеяло, указала ему на вену на внутренней стороне бедра.
— Сюда, — буркнула она.
Получив столь желанный укол, Эмма почувствовала, что готова взорваться от удовольствия — действие наркотика с лёгкостью заменило ей неполученный оргазм. Блаженно застонав, она вновь отвернулась к стене и провалилась в эйфорическое беспамятство.
Ухмыльнувшись, Брендон развёл весь оставшийся героин, и вколол его себе в ту же вену на бедре. Концентрация была достаточно высокой, поэтому он, словно подкошенный, навзничь упал на кровать…
*
Эмма проснулась лишь около полудня, и то, не из-за того, что выспалась, а из-за солнца в зените, ярко светящего в окно.
— Твою мать, — потерла она опухшие глаза.
Перевернувшись на спину и сев, Голдфайн оглядела себя: блузка и лифчик не тронуты, но трусов нет, а на испещренных синяками ногах лишь обрывки колготок. Усмехнувшись и зевнув, девица перевела взгляд на Брендона. Он лежал поперек кровати, вытянув руки по швам и запрокинув голову. Её сердце ёкнуло.
Низко-низко наклонившись над лицом Бренда, Эмма увидела, что глаза его чуть приоткрыты, а на губах засохла коричневая пена, видимо, кофе, единственная его «еда» за последние несколько дней. Положив руку ему на запястье, девица не почувствовала ничего, кроме противного, неживого холода.
Брендон, несомненно, был мертв.
От осознания того, что она проспала всю ночь на одной кровати с трупом, Эмме поплохело. Она медленно отползла от тела и, прикрыв рот дрожащими руками, зарыдала. Ей было не столько жаль парня, сколько страшно за себя. «Вдруг все подумают, что это я виновата?» — судорожно вздохнув, переплела она пальцы рук, пытаясь унять дрожь, охватывающую ее с каждой минутой всё сильнее. Шатаясь, она встала с кровати и оглядела комнату.
Руки и ноги ее начали работать быстрее головы: в панике Эмма надела джинсы прямо на голое тело, запихала в сумку телефон и пару футболок, проверила, лежит ли в потайном кармане паспорт и хотя бы сотня долларов, машинально расчесала волосы и убежала из квартиры, открыв дверь нараспашку, дабы тело Бренда быстрее нашли.
Она бежала без оглядки, не обращая внимания на то, что у нее развязаны шнурки, а блузка на груди расстегнулась от ветра. Остановилась девушка лишь через полтора часа, достигнув очередного злачного места Мараны — стоянки дальнобойщиков. Около траков курила группа из четырёх грузных мужиков лет сорока.
— Мне нужно в Юму, срочно, — еле переводя дыхание, воскликнула Эмма, — могу дать лишь сотню, если надо еще — берите натурой.
Один из водителей, брюнет с маллетом и лоснящимся красноватым лицом выпивохи, вразвалочку подошел к ней:
— Отвезу и просто за натуру, — подмигнул он проститутке.
— Только без всяких извращений, хорошо? — поморщилась Эмма.
— Всё, как ты скажешь, красавица, — явно в предвкушении плотских утех задаром, указал мужик на трак, — запрыгивай. Через двадцать минут отъезжаем.
Голдфайн, кивнув, залезла на высокую ступень и, подтянувшись, села на пассажирское место. С грохотом захлопнув дверь кабины, девица уставилась в окно: не столь быстро среагировавшие водилы явно были раздосадованы тем, что им не обломился бесплатный перепих, и, размахивая руками, выражали свое недовольство удачливому дальнобойщику. Раздраженно похрустев пальцами, Эмма сфокусировала взгляд не на кучке водителей, а на своем отражении в стекле. Выглядела она просто ужасно: красная, с блестящим от пота лицом, спутанными волосами, прилипшими ко лбу, и темными кругами несмытой косметики под глазами.
Отвернувшись, Эмма нащупала в сумке старый смятый листок бумаги с несколькими словами, написанными ее собственным неровным почерком. Крайняя мера. Последний лучик надежды на спасение из этой дрянной ситуации. Новый адрес ее матери в городе Юма.
========== Глава 26. Кейт ==========