Эксперты установили, что смерть Брендона наступила не вследствии острой интоксикации, блокировки дыхательного центра или остановки сердца. Он просто-напросто захлебнулся собственной рвотой как конченый наркоман, коим он, собственно, и являлся в последние месяцы своей жизни. Стыд и ужас его родителей был настолько велик, что они никому не рассказали о его кончине, даже Марку и Джейми.
Церемония прощания прошла тихо и незаметно, на ней присутствовали лишь Люсиль, Айзек и Элиссон. Мать Бренда, казалось, за несколько дней постарела на десяток лет, а сестра не проронила ни слова и ни слезинки, даже тогда, когда гроб с телом Брендона медленно уехал в печь крематория.
После похорон мама и папа отвезли Элиссон, крепко сжимающую урну с прахом брата, домой, а сами отправились в квартиру, которую Бренд снимал с Эммой. Им не представилось случая побывать здесь при жизни сына, поэтому, когда они вошли в грязную, пыльную и тёмную халупу, настоящий хозяин которой так и не объявился, а полиция не удосужилась даже опечатать, у отца и матери Брендона перехватило дыхание. Люсиль, чувствуя, что ноги ее подкашиваются, присела на край кровати, застеленной грязно-серым покрывалом. Ощутив под бедром какой-то тонкий и длинный предмет, женщина, в ужасе округлив глаза, вытащила из-под покрывала использованный шприц. Держа его одними ногтями, она прокричала:
— Айзек, мы едем в полицейский участок! Сейчас же! Они просто… Им плевать на нашего мальчика! Эта поганая Эмма убила его, а им плевать! — она с отвращением отбросила шприц и горько зарыдала, закрыв рот руками.
Айзек, до этого задумчиво выводивший пальцем узор по пыли на подоконнике, подлетел к жене и мягко обнял ее:
— Люсиль, Люсиль, тише.
Та зарылась лицом в лацканы его пиджака:
— Что мы им скажем?
— Что они обязаны найти Эмму. Очевидно, она последней видела нашего сына живым и сможет пролить свет на его кончину. К тому же, ее можно обвинить в хранении наркотиков и занятии проституцией. Это, скорее всего, не грозит ей реальным сроком, но припугнёт неплохо.
— А если они откажут нам? — подняла глаза Люсиль.
— Не откажут. Это их работа, — погладил ее по щеке мистер Хоровиц.
Воодушевленная, Люсиль решительно встала с кровати.
— Мы заставим эту поганку поплатиться за смерть нашего ребенка! Пусть потерпим позор, но Эмму посадим. Я клянусь своей жизнью!
Айзек, кивнув, поцеловал ее руку.
— Я тоже клянусь.
*
В полицейском участке Мараны скучал сержант Хикокс, тот самый, который почти год назад объявлял Марку и Джейми о смерти родителей последней. Парня повысили с простого патрульного до следователя, но не из-за того, что он показывал великолепные результаты в работе, а потому, что полицейский, занимавший эту должность до него, переехал с женой в Финикс, а людей в участке не хватало. Выполнял свои обязанности Хикокс из рук вон плохо, предпочитая реальным расследованиям виртуальные в игре Criminal Case, в которую он играл в любую свободную (и не свободную) минуту. Люсиль и Айзек застали его именно за этим занятием.
— Здравствуйте, — строго сказал мистер Хоровиц, измерив недовольным взглядом Хикокса, сидящего, положив ноги на стол.
— З-з-здравствуйте, — застигнутый врасплох, полицейский начал заикаться и чуть не упал со стула, пытаясь сесть подобающим образом.
— Мы — Люсиль и Айзек Хоровиц, — не ожидая приглашения, села перед ним миссис Хоровиц, — пришли узнать, как продвигается дело о смерти нашего сына, Брендона.
— Что? — было неясно, то ли Хикокс изображает из себя дурачка, то ли на самом деле не понял, что от него хотят.
— Мы… — повысив голос, начала была повторять сказанное женщина, но ее перебил муж.
— Вы начинали расследование смерти Брендона Хоровица? — сдвинув брови, сказал Айзек.
— А, я просто не понял, о чём вы вообще, — нервно рассмеялся Хикокс, — я тут недавно. Сейчас посмотрю.
С этими словами он принялся суетливо рыться в каких-то бумажках. Это продолжалось минут пять, пока мистер Хоровиц не положил свою руку ему на плечо.
— Сынок, — холодно сказал он, — как тебя зовут?
— Иан, — тяжело сглотнул Хикокс.
— А сколько тебе лет, Иан? — продолжил Айзек таким тоном, будто разговаривает не с офицером полиции, а с умственно отсталым ребенком.
— Двадцать четыре, — посмотрел на него своими ярко-голубыми глазами полицейский.