The Last Politician: Inside Joe Biden's White House and the Struggle for America's Future

Посвятив значительную часть своей взрослой жизни президентским устремлениям Хиллари Клинтон, он воспринял ее поражение от Дональда Трампа как личный упрек. Возможно, он недостаточно продвигал ее политику и риторику, чтобы соответствовать гневу момента. " У меня есть смирение побежденного", - говорил он. Репортер Washington Post следовал за ним по Йелю, где он преподавал в течение семестра. Когда Салливан ел жирную пиццу со студентами-юристами, он философствовал, почти болезненно. "Как нам решить этот основной и растущий раскол в нашем обществе, который затрагивает такие вопросы, как достоинство, отчуждение и идентичность? . . . Как мы вообще можем задать этот вопрос, не превратившись в отстраненную, снисходительную элиту, о которой мы говорим?"

Целое поколение молодых демократов с такой же родословной, как у истеблишмента, пребывало в таком же задумчивом настроении с оттенком страха. Их беспокоил не только Трамп. Они беспокоились о том, что станет с Демократической партией. Казалось, что партия раскалывается, как и нация. На съезде Хиллари Клинтон они увидели ярость сторонников Берни Сандерса - и она была направлена на то крыло партии, которое обеспечило их карьеру.

Их старшие были представителями старого демократического истеблишмента, который делал ставку на борьбу с левыми. Сражаться с Джесси Джексоном или Робертом Райхом считалось свидетельством политической смекалки и интеллекта, поскольку это требовало противостоять порыву чистосердечного сострадания и учитывать непредвиденные последствия социальной политики. Однако Салливан и его коллеги пошли наперекор своим наставникам и попытались культивировать восходящих левых. Одна из близких сотрудниц Салливана в кампании Клинтона, экономист Хизер Боуши, организовала турне примирения. Вместе с Майком Пайлом, который ушел из Белого дома Обамы, чтобы работать в финансовой сфере, она организовала серию ужинов в Вашингтоне, Нью-Йорке и Сан-Франциско. Молодые представители истеблишмента преломили хлеб с учениками Элизабет Уоррен, представителями профсоюзов и интеллектуалами из левых аналитических центров. На этих обедах истеблишмент обнаружил, что тяготеет к альянсу - или, скорее, к слиянию.

Перед лицом растущего неравенства представители истеблишмента соглашались с левыми гораздо больше, чем могли себе представить их двадцатипятилетние друзья. И большая часть левых, как ни странно, двигалась в направлении истеблишмента. Под руководством Элизабет Уоррен прогрессивные деятели в Вашингтоне стали больше интересоваться властью, а не тем, как бы поворчать ради того, чтобы поворчать. То, что некоторые представители истеблишмента работали в инвестиционных банках, не лишало их права быть союзниками. Фракции, которые раньше с опаской косились друг на друга, научились комфортно сосуществовать.

Когда Салливан собрал свои пересмотренные идеи в эссе, он назвал его "Новые старые демократы". Он прославлял свое скептическое отношение к неолиберализму, отвергая при этом социализм. Учитывая, что он был стариком в представлении молодого человека, неудивительно, что его призыв был окутан ностальгией. Его видение было равносильно воскрешению идей, господствовавших до появления на сцене неолиберализма. Он хотел вернуться к постулатам либерализма послевоенных лет, к возврату к государственным инвестициям, агрессивному регулированию и всепроникающему профсоюзному движению. Сам того не сознавая, его манифест повторял скрытые инстинкты его старого босса Джо Байдена.

Издалека, а иногда и вблизи, Джо Байден не выглядел трибуном нового экономического порядка. За годы работы в Сенате он следовал течениям своей партии и голосовал за реформу системы социального обеспечения и отмену финансового регулирования. Он любил выступать со стебом в профсоюзном зале, где провозглашал себя гордым "человеком профсоюза", но вряд ли был активным участником пикетов. Его верность кредитным компаниям штата Делавэр принесла ему насмешливое прозвище "сенатор от MBNA".

Однако в духовном плане он не вписывался в центристский консенсус. Когда он заявлял, что он "человек профсоюза", он не столько пытался получить голоса избирателей, сколько выражал свою классовую преданность. Дело было не только в его склонности к мускулистым автомобилям и гордой самоидентификации как сына Скрэнтона - или в том, как он хвастался тем, что учился в колледже штата.

В частном порядке Байден выступал против тех, кого он считал праздными богачами, которые извлекают богатство, не создавая рабочих мест. Его возмущало присутствие детей из трастовых фондов, которые появлялись в Вашингтоне в качестве стажеров. Сбор средств был занятием, которое ему не нравилось, и об этом свидетельствуют балансы его избирательной кампании, поскольку оно требовало потворства богачам. Поэтому, даже отдав свой голос за неолиберализм, он обладал темпераментными задатками популиста. А в Белом доме его помощники начали воплощать его инстинкты в политику.

 

-