В 1980-е годы Феликс часто использовал сравнение с Монне, суть которого заключалась в том, что не обязательно занимать влиятельный государственный пост, чтобы привнести в общественные дебаты мощные идеи. В 1982 году он выступил с речью на торжественном открытии колледжа Миддлбери, своей альма-матер, и сделал Монне темой своей речи. "Монне играл роли переговорщика, агитатора, пропагандиста, тактика и стратега, которые необходимы для осуществления фундаментальных политических изменений в демократическом обществе", - сказал он выпускникам. Четыре года спустя Нейдер спросил Феликса, применимо ли его описание Монне, сделанное в 1982 году, к нему самому. "Конечно, абсолютно", - ответил Феликс. "Это единственная роль, которую я могу сыграть. Это единственная роль, которую может играть частный гражданин, если у вас есть какая-то платформа. Вот почему Монне всегда был для меня примером для подражания. Он никогда не был членом правительства. Он никогда не занимал пост в кабинете министров. Он никогда не баллотировался".
Такое экстраординарное сравнение инвестиционного банкира с человеком, добившимся больших политических и экономических успехов, сегодня просто немыслимо (за возможным ироничным исключением Боба Рубина). Один только Феликс имеет выгодное сравнение. Последствия краха фондового пузыря и множества корпоративных скандалов привели к тому, что многие наблюдатели считают банкиров корыстными и жадными, а не теми, кто дает независимые советы. "Инвестиционные банкиры, как класс, - это Эрнест Хемингуэй, который несет чушь", - сказал один известный инвестор в частные акции. У Феликса было мало коллег в те времена, когда предлагать руководителям компаний стратегическую мудрость было уделом избранных; теперь же у него их нет, поскольку это удел многих.
Но те, кто знал Феликса лучше всех, при всей искренности его голоса поняли бы иронию момента накануне утверждения его кандидатуры на пост посла во Франции. Перед сенаторами сидел действительно выдающийся человек, чья жизнь сложилась в результате алхимии европейской истории середины XX века - в сочетании с диким бегством через Европу, Северную Африку и Южную Америку, спасаясь от нацистов, - и американской мечты. Феликс, возможно, как никакой другой человек - особенно еврей - в прошлом веке был близок к тому, чтобы повторить своим собственным, менее показным способом то необычайное финансовое, политическое и социальное влияние, которым обладал Дж. П. Морган в предыдущем.
Но в отличие от Моргана, который, казалось, был доволен и своим невероятно большим богатством, и огромной властью, которую оно давало, Феликс отчаянно хотел иметь политическое влияние на мировой арене. Но он также был достаточно искусным спинмейстером, чтобы утверждать, что не стремится к власти в открытую. "Я думаю, власть - это то, за чем нельзя бежать", - сказал он Нейдеру и Тейлору. Но когда дело дошло до политики, Феликсу пришлось довольствоваться тем, что он пошел по стопам Томаса Джефферсона по улице Фобур Сент-Оноре в Париже, не имея ни малейшего шанса пройти по его пути дальше, до Вашингтона. Его неспособность реализовать свои политические амбиции - одна из немногих неудач в его в остальном очаровательной жизни. В каком-то смысле Феликсу удалось стать своим героем, Жаном Монне.