The lust (СИ)

— Начинаем, — громко объявляет отец, и Мин наконец-то отходит от Техена. Юнги видит, как прожигает Кима взглядом Чонгук, и как с усмешкой в глазах отвечает ему Техен. Мину кажется, что эти двое, вцепившись, рвут друг другу плоть и разбрасывают ошметки по залу. Но в реальности они, скрестив свои взгляды, молчат. Юнги поражается тому, что никто кроме него не видит эту странную картину, не чувствует насколько наэлектризован воздух в комнате. Кажется любая искра, и весь зал, все здание, взлетит на воздух. Чонгука подзывает отец, эта странная немая сцена заканчивается, и Юнги с облегчением выдыхает. Весь ритуал Мин пропускает, он полностью уходит в свои мысли, ни разу не поднимает взгляда и не смотрит ни на Техена, ни на Чонгука. Вот только теперь у Юнги горит кожа на лице с обеих сторон.

Сразу после коронации Юнги уезжает домой, точнее он сбегает. Перед зданием огромная пробка, созданная гостями Хьюна, Мин не дожидается шофера и, сев в первое попавшееся такси, уезжает. Благодаря тому, что дом полон гостей, ему удается незаметно прошмыгнуть в свою комнату. Юнги стаскивает с себя костюм и после душа, нацепив одни спортивные штаны, валится на постель. Юнги разрывает изнутри, и ему не терпится уже поделиться с Хосоком и рассказать ему о том, кого он встретил на «коронации». Мин допоздна общается с Хоупом, а потом голодным ложится спать. Еда не стоит того, чтобы спуститься вниз и столкнуться с кем-то, с кем бы не хотелось.

Мин просыпается глубокой ночью от стойкого ощущения, что он в комнате не один. Стоит глазам привыкнуть к темноте, как он видит стоящую у окна фигуру брата. Чонгук замечает, что младший проснулся, подходит к постели и останавливается рядом. Юнги садится на кровати, долго трет глаза и вопросительно смотрит на брата.

— Поздравляю, — сиплым голосом говорит Мин.

— Серьезно? — усмехается Чон и садится на постель. — Поздравляешь меня со вступлением в должность? Это ведь твой самый страшный сон, и он пару часов назад превратился в реальность, — Чонгук двигается ближе к брату, и Юнги отползает к изголовью. Чон только ухмыляется и, обхватив парня за щиколотку, рывком тянет на себя, впечатывая в постель своим весом.

— Пусти, — хрипит Юнги и пытается спихнуть с себя брата. Но Чон соединяет его запястья и одной рукой вжимает их в подушку над головой парня, второй рукой он фиксирует чужое лицо и, приблизившись, опаляет его горячим дыханьем.

— Пусти, — повторяет Мин и пытается ударить брата коленом, но тот только сильнее вжимает его в кровать. Мин затихает и всматривается в глаза напротив. Он видит на дне зрачков Чонгука клубящуюся ненависть переплетенную с желанием, и Юнги не понимает, чего именно хочет брат: потопить его в своей крови или трахнуть. Но страшно не от этого, страшно, что Мин чувствует, как от близости Чонгука, от его прикосновений в крови разливается жар, тело чутко реагирует на брата, а мозг бьет тревогу, кадрами поднимает из самых глубин сознания все те издевательства и унижения, которыми щедро одаривал Мина старший, и требует выползти из-под него, отпихнуть от себя. Мина рвет на части от войны между телом и разумом, и последний выигрывает.

— Я буду кричать, — шипит Мин, и Чонгук смеется.

— Давай, кричи, — Чон проводит губами по шее паренька и делает то, о чем мечтал еще позавчера: впивается в шею губами, а потом и зубами. Юнги бьется под ним, как рыба, попавшаяся в сеть, хрипит, просит отпустить, но Чонгук продолжает кусать и сосать желанный участок кожи, впитывает в себя чужое отчаянье.

— У меня для тебя новости, целых две новости, и обе прекрасны, — наконец-то, отлипает от его шеи Чон и впивается взглядом в испуганные глаза. — Во-первых, ты больше не вернешься в Японию, более того, ты эту страну больше никогда не покинешь.

— Нет, — шепчет Мин одними губами.

— Да, мой маленький. Ты больше никуда от меня не денешься. Будешь со мной рядом до конца своих дней, будешь прислуживать главе клана, что-то типа мальчика на побегушках. Я понял, что выгнать тебя, отправить заграницу — это не наказание, а счастье для тебя. Я тебе счастья дарить не намерен, не заслужил. Ты мой звереныш, и я тебя не отпущу, — каждое слово Чонгука будто вспарывает нутро, Мину кажется, что он давится своей же разодранной плотью.

— Чонгук, пожалуйста, — оставив попытки выбраться, просит Юнги. Мин смотрит так, что будь в Чонгуке хоть капля сострадания, его бы пробрало. Но в Чонгуке одна темнота, он даже не знает, что такое сострадание.

— «Пожалуйста» что? — язвит Чонгук, и Юнги понимает, что проиграл. Во взгляде старшего ни капли сочувствия. Там одна сворачивающаяся в спирали темнота, и Юнги видит себя на дне, но точно не на поверхности.

— Умоляю, не делай этого, отпусти меня.