The lust (СИ)

Чонгука два раза просить не надо. Сперва он двигается медленно, выходит почти до конца и снова повторяет. В какой-то момент Чон толкается под другим углом, и Юнги стонет по-другому, не от боли. Старший продолжает долбиться так же, и уже Мин сам обхватывает его ногами, соединяет сзади пятки и сильнее прижимает, заставляя входить до конца. Юнги выгибается до хруста в позвонках, чуть ли не рвет скомканную в руках простынь на части и стонет уже громко и так пошло, что Чонгук думает записать бы его стоны на телефон и кончать только от этого. Так лучшие порно актрисы не стонут. Юнги вгрызается в подушку, сам насаживается, до кровавых полумесяцев впивается ногтями в плечи брата и смотрит так блядски, что Чонгук звереет. Вбивается, рычит, сжимая в руках тонкую талию, оставляет следы своих пальцев на молочных бедрах и кусает, везде, где может. Юнги в долгу не остаётся: он хрипит, закатывает глаза, скулит, стоит Чонгуку хоть на секунду снять его со своего члена.

Чонгук слизывает слезы, скатывающиеся по вискам Мина, продолжает двигаться размашисто и глубоко и наслаждается стонами и хрипами мечущегося в его руках мальчишки.

Чонгук не дает Юнги прикоснуться к себе, убирает его руки за голову. Мин чуть ли не плачет, прикрывает руками лицо и снова выгибается дугой от резкого толчка в руках брата. Тот вертит им, как хочет, будто Юнги — пластилин, и Чонгук лепит из него, что хочет.

— Ты кончишь от моего члена внутри, никак иначе, — хрипло шепчет он ему в ухо и, обхватив Мина за талию переворачивает лицом вниз.

Приподнимает бедра и, не дав парню опомниться, снова вгоняет в него свой член. Юнги зарывается лицом в подушку, скулит от желания прикоснуться к себе, но Чонгук все также держит его руки и методично натягивает на себя до упора.

— Пожалуйста, — просит Мин. — Чонгук, прошу.

Чонгук дуреет от этого голоса, свое имя, выстанываемое Мином, ложится музыкой на слух. Чонгук остервенело вбивается в парня под собой, с ума сходит от плотно сжимающих его член мышц и не насыщается этим телом. Еще пара толчков под правильным углом, и Юнги, сжав в зубах кончик подушки, а в себе Чонгука, натягивается струной и с протяжным стоном кончает. Чонгук от одного вида кончающего парня не сдерживается и изливается следом. До синяков на бедрах вжимает младшего в себя и, двинувшись еще несколько раз внутри уже по своему семени, выходит и ложится рядом.

Только сейчас до старшего доходит, что он даже не воспользовался презервативом. Как же ему крышу снесло, что он вообще ни о чем не думал, кроме того, как быстрее оказаться внутри и ощутить Юнги полностью и целиком. Юнги сворачивается калачиком, все еще подрагивает и Чонгук не знает — это от накрывшего его оргазма или осознания того, что произошло. Чон поворачивает парня на бок и прижимает к себе, и Юнги идет, сам идет в руки, кладет голову на грудь, обхватывает рукой поперёк и елозит, занимая удобную позу.

Чонгуку кажется, что только что его собственное сердце ухает куда-то вниз и разбивается на тысячу осколков. От такого Юнги хочется выть раненым зверем. Он такой маленький, и, главное, столько доверия в каждом его жесте, в каждой неумелой ласке и каждом взгляде, что Чонгуку хочется ослепнуть, лишь бы не видеть эту безграничную преданность в его глазах. Но будто этого мало, Юнги добивает:

— У меня никогда никого не было, и я рад, что ты у меня первый.

Чонгук умирает. Кажется, в сотый раз за эту ночь. Будто он не знал, будто не понял этого сразу же, стоило стащить с Мина футболку, но если до этого он мог себя убеждать, что ошибается, то теперь уже нет. Юнги не лжет, и Чон это знает. Это короткое признание ломает Чонгука напополам, превращает в бесхребетное нечто — иди и живи теперь с обрубком души.

Чонгук сильнее прижимает младшего к себе, зарывается носом в эти мятные волосы и продолжает умирать, мучительно, долго и медленно. Заслужил, Чонгук это заслужил. Заслужил выплевывать кусками свое собственное сердце, давиться ненавистью к себе, потому что только что совершил самую большую ошибку в своей жизни. Лучше бы выехать на встречку на скорости 260 км/час. Удар, скрежет и мясо. Зато все бы кончилось, а теперь живи с этой мясорубкой внутри, без шанса это прекратить.

Мин Юнги нельзя было трогать. Он как музейный экспонат: к нему прикасаться грех, пачкать его своими грязными руками и губами — грех. Юнги — восьмой смертный грех, и Чонгук начал свою дорогу в ад именно с него.