The lust (СИ)

— Значит, приехал… — говорит Чонгук и делает шаг вперед. Юнги пытается не смотреть на обнаженный торс, на капельки воды, скатывающиеся с иссиня-черных прядей и разбивающиеся на широких плечах, старается не смотреть на рельефную грудь, правую сторону которой закрывает, пока еще не понятный для младшего рисунок, видимо идущий со спины, и уж точно не смотрит на кубики пресса на идеальном животе и еле держащееся на тазобедренных косточках полотенце.

Мин с трудом поднимает взгляд наверх, лишь бы больше не опустить его вниз и не гипнотизировать, черт знает как, держащееся на брате полотенце, и застывает, впившись в чернильную бездну напротив.

— Приехал, вынужден был, — Юнги не узнает свой голос, который, будто, слышит издали.

Чонгук подходит ближе, останавливается в трех шагах и продолжает изучать. Смотрит на белоснежные волосы, на хрупкую фигуру, на татуировки на тонких запястьях и, вроде, видит нового Юнги, вот только глаза у него старые. Они такие же детские и такие же притягательные. У Чонгука ладони чешутся, кончики пальцев покалывают от желания прикоснуться.

Юнги резко вскидывает голову, словно вспоминает заученную роль, достает новую маску и цепляет на лицо.

— Невестой обзавёлся, Хосока посадил, Мону выслал, чего я еще не знаю? — ядовито спрашивает Мин и больше взгляда не уводит.

— Ты в бункере жил? — усмехается Чонгук. — Или настолько на всех плевать стало, после того, как Техена получил? — язвит Чон.

— Возможно и то, и то, — не удерживается Мин. — Я поговорить пришел.

— Разговаривать — это последнее, что мне хочется с тобой делать, — Чонгук подходит вплотную, но Мин даже не двигается, хотя отчетливо видит загорающееся желание на дне чужих зрачков. Чон протягивает руку к пряжке ремня Юнги, просовывает под футболку и кладет ладонь на обнаженный живот. Чувствует, как парень весь подбирается, прерывисто дышит, но не отталкивает и почти не дрожит.

— Вытащи Хосока из тюрьмы, перестань доказывать, что ты сволочь, я и так это знаю, — хрипло произносит Мин и прикрывает глаза, стоит Чонгуку прижать его к стене своим телом и с шумом вдохнуть запах с волос. Старшего бесит одежда на брате, ее вдруг слишком много, Чонгук хочет кожа к коже, хочет коснуться везде, прочувствовать до конца.

— Зачем? — шепчет Чон, мажет губами по скулам и царапает ногтями нежную кожу живота. — Зачем мне это делать? — второй рукой сжимает ягодицы и буквально впечатывает в себя.

Чонгук возбужден до предела, и его возбуждение давит Юнги на бедро и обжигает. Но Мин не может себя заставить отодвинуться, мозг посылает сигналы, высвечивает все табло, которые может, требует отойти, оттолкнуть, но вопреки всем этим сигналам Мин все больше тянется «к» и ни на миллиметр «от». Позволяет рукам Чонгука хозяйничать на своем теле, позволяет сминать, царапать, зажимать до синяков. Каждое его прикосновение — буря чувств, и Юнги в них задыхается. Он возвращается в реальность только тогда, когда чувствует ладонь Чонгука, с силой сжимающую его ягодицы. Чон просунул свою руку ему в джинсы, даже не расстегивая их, и Мин уверен, что сейчас там у него ожог размером с ладонь брата. Каждое его прикосновение затуманивает разум, заставляет хотеть большего. Юнги будто ходит по лезвию ножа, и управляет этим холодным оружием его личный дьявол.

— Ради меня, — Юнги отталкивается и заставляет того достать свою руку из чужих брюк. — Хотя бы раз в жизни, ради меня хоть что-нибудь. Пожалуйста.

От одного его голоса Чонгук уже сам не свой. Юнги вспарывает кожу голосом, прижигает раны взглядом, и Чонгук знает, что может и хочет делать ради него все. Пусть только Юнги попросит. И он просит. Чонгук только открывает рот, чтобы сказать, что сделает все, что угодно, пусть только Мин будет рядом, как цепляет взглядом пока еще свежий засос на ключице и мрачнеет. Чонгук с силой дергает ворот футболки вниз, заставляя дорогую ткань рваться с трескающимся звуком и усмехается.

— Ты его так же заставил ко мне вчера приползти просить? Включил невинность? Или, судя по свежим отпечаткам, прогибался под ним, вымаливая заступиться за твоих любимых? — говорит ядовито Чон, одним своим взглядом размазывает по стене, заставляет почувствовать себя ничтожеством. Каждое слово Чонгука ошпаривает позвоночник жидким азотом, но Юнги молчит. Ему и сказать нечего, кроме правды.

— Я сплю с ним. И не вижу смысла лгать. Ты это и так знаешь. И мне он нравится. Он вчера унижался ради меня, ты бы на такое не пошел, — горько усмехается Юнги. — Но разговор сейчас не о Техене. Разговор о Моне и Хосоке. Что бы между нами ни было тогда, все в прошлом. У тебя, судя по невесте, вообще все зацементировано, поэтому давай решим эту последнюю проблему и разойдёмся. Я не хочу больше оставаться в Корее, — на одном дыханье выпаливает Мин.