— Наигрались? — у Юнги предательски дрожит голос и не только — дрожат руки, колени, он будто закоченеет и заледенеет прямо сейчас, превратится в ледяную скульптуру, будет украшать гостиную Техену.
— Понравилось? Убили свою скуку? И каково это? — голос парня срывается и приходится снова попробовать вздохнуть. — Насладились?
— Юнги, — Чонгук больше не делает попыток подойти. Боится. Страшно, что Мин от следующего прикосновения может рассыпаться. Чон с усилием давит в себе желание притянуть к себе и прижать, приласкать, объяснить, что был идиотом, просить прощение, хоть всю жизнь на коленях умолять.
— Не произноси мое имя, — Юнги поднимает взгляд на брата.
— Я не отпущу тебя, — тихо говорит Чонгук и еле выдерживает взгляд полный презрения.
— Нечего отпускать там, — Техен больше не смеется. Смотрит на Мина и лихорадочно трет шею, будто на ней тоже петля. Видимая только Киму и впивающаяся в шею. Не продохнуть.
— Ненавижу вас обоих, вы оба для меня умерли сегодня и здесь, — собрав все свои последние силы, произносит Юнги и толкает дверь.
Сознание собирается в кучу уже только во дворе, когда холодный ночной воздух пробирается под тонкую одежду и возвращает в пропитанную болью реальность.
Юнги, не останавливаясь, идет к воротам, игнорирует вопросы стоящего во дворе у машины Намджуна и выходит на улицу. Ким идет в дом, рассчитывая узнать, куда среди ночи ушел мелкий.
Ни денег, ни телефона у Юнги при себе нет, поэтому он так и идет мимо дороги в никуда. Плевать, лишь бы уйти подальше. Лишь бы исчезнуть отсюда. Юнги отвлекается на подъехавшую машину и видит за рулем Намджуна.
— Куда отвезти? — спрашивает Ким, спустив стекло.
— К Хосоку, — последнее, что говорит ему Юнги и садится на переднее сиденье.
***
— Это было обязательно? — Чонгук подлетает к Техену и, схватив его за уже и так растянутый и измазанный его же кровью ворот рубашки, поднимает на ноги.
— Я думал, что мне полегчает, — горько улыбается Ким.
— И что? Полегчало? — шипит ему в губы Чон.
— Нет, — выдыхает Техен.
— Чонгук, — Намджун в недоумении смотрит на двух парней и застывает у порога.
— Юнги во дворе? — Чон отпускает Кима и идет к другу.
— Нет, он вышел за ворота, — все еще ничего не понимая, отвечает Ким.
— Так вот иди за ним и не оставляй одного. Меня он видеть не хочет, — приказывает ему Чон, и Намджун скрывается за дверью.
— И есть за что, ты ребенку психику сломал, — пытается пошутить Ким.
— Мы больше не партнеры, — Чонгук возвращается к Техену и останавливается напротив. — Я разрываю наш контракт. Пусть твой юрист завтра будет с утра у меня. А еще, я тебе советую исчезнуть из этого города, потому что иначе я не дам тебе жить. Обещаю.
— И чего ты добьешься? — хмыкает Ким. — Ты все равно его потерял. Ты сломал его, а не я. И ты во всем виноват. Не ищи виновных на стороне, я просто сказал ему правду.
— Я верну его, а от тебя избавлюсь раз и навсегда. Потому что ты так и не простил, ты так и не отпустил. Ты будто застрял там, у шкафчика в школе, где признался. И теперь из-за твоей детской обиды страдаем не только мы с тобой, а еще тот, кто в этом всем не виноват. Ты урод, Техен, и похуже, чем я, — выплевывает слова ему в лицо Чон.
— Больно, да? Где-то слева, чуть пониже, — Техен касается подушечками пальцев груди Чонгука. — Вот здесь, наверное. Так и должно быть, упивайся этой болью. Потому что тебе его не вернуть. Он сломался, Чонгук-и, он тебе больше никогда не поверит, и тебе ничего с этим не поделать. Вот и живи, процветай, строй свою долбанную империю и будь счастлив, хотя не будешь. Твое изуродованное твоими действиями и словами счастье выползло за дверь пару минут назад, и больше ты его не получишь. Потому что я знаю Юнги лучше тебя.
— До конца недели, чтобы духу твоего не было в столице, иначе клянусь, я сделаю все, чтобы ты лишился всего, а потом и жизни, — ледяным тоном заявляет Чонгук и сбрасывает руку Кима с себя. — Я словами на ветер не бросаюсь, и с сегодняшнего дня ты от меня милости не дождешься, все кончено.
Чонгук поворачивается и твердыми шагами идет к двери.
***
— Больно, но где, не знаю, будто везде, — Хосок сидит на полу, прислонившись к своей кровати и перебирает волосы, лежащего головой на его коленях Юнги.
Мин приехал полчаса назад. Хоуп уже спал и думал, что это именно из-за сна ему показалось, что Юнги резко похудел за какие-то сутки. От Мина будто осталась одна оболочка, он прозрачный словно, и только синяк на лице и разбитая губа, как бы это ни звучало странно, доказывают, что он еще живой. У Хосока сердце сжалось от вида друга, а потом, после того, как Юнги обрывками рассказал ему все, что произошло за последние сутки, Хоуп пошел на кухню за водой. Потому что горло резко запершило, и в глаза песок забился. Потому что все, что услышал Хоуп, заставляло волосы встать дыбом и шевелиться у корней.
— Ты справишься, ты сможешь, — Хосок снова зарывается ладонью в волосы и тихо ненавидит себя, что кроме банальных фраз мозг отказывается что-то выдавать. Хоуп и вправду не знает, как ему помочь, как облегчить эту боль, размазавшую Юнги по полу его спальни.