Алла оставила на столе несколько купюр, натянула на себя вязаный кардиган, пестривший всевозможными котиками, и, напустив на себя отстраненный вид, ретировалась из кафе, пока охранники разнимали дуэлянтов, а Женька стояла над Александром с пакетом со льдом. Потом тот своими собственными руками со сбитыми костяшками, пихал бабло направо и налево администрации, угрожавшей вызвать полицию, зачем-то извинился перед хмырем, который, упустив из виду Аллу, как-то даже присмирел и, плюнув в Сашку, но промахнувшись, свалил. А этот боец-любовник наконец попросил коньяку и прижал ко лбу предложенный Женей пакет. Выглядел он виноватым и совсем жалким.
- Курить ужасно хочется, - сообщил он ей, когда их все оставили в покое, и глядел на нее отстраненным взглядом, полным усталости и печали. – Здесь нельзя, наверное... Вы курите?
- Нет, не сложилось, - она с любопытством разглядывала его физиономию, приобретавшую различные оттенки красно-синего. – Хотите, вызову вам такси?
- Не знаю... нет... дома опять один. Ненавижу сидеть один. Вы не думайте, что Алка легкомысленная или жестокая. Она просто... устала от меня. Меня вообще выдержать трудно, я себя сам не выдерживаю.
Подперев голову рукой, Женька молча слушала. Таких свиданий у нее точно никогда не было, и она была абсолютно уверена, что больше уже и не будет. И кажется, она чуточку завидовала этой рыжей Алке, позволяющей себе творить такое!
- Вы знаете, Жень, - продолжал говорить Полевой, все-таки вынув из кармана сигареты и зажигалку, пальцы его подрагивали, а он сам избегал смотреть в глаза собеседнице, - я ведь ужасно ревнивый, совсем не подарок, а она два года терпела. Говорила – потому что любовь у нас, и оно ведь правда – любовь, а я, несмотря на всю любовь, с собой ничего поделать не могу. Аллочка в туризме работает, людей вокруг много, и она у меня видная, мужики таких не пропускают. Я ей как-то такой скандал закатил, а она ничего. Сказала, что я дурак и согласилась ко мне переехать. Можете себе представить, что для такой, как она, - он кивнул в сторону выхода, - переехать к такому придурку, как я?
- Ну-у… - негромко протянула Женя, понимая, что Полевой не нуждается в чужих словах. А он и правда не нуждался. Как-то незаметно возле него заботливая официантка, маячившая неподалеку, поставила стеклянную пепельницу и махнула рукой бармену, дескать, давай еще коньяку. А потом Женьке было вручено полотенце на всякий случай – лед начинал таять. Все это делалось так ненавязчиво, что никто и не замечал. Полевой курил, и в разбитых пальцах сигарета выглядела весьма живописно.
- Мы хорошо жили, правда. Я очень старался, и она тоже. Мы даже счастливы были, свадьбу планировали, вернее, я планировал точно, а Алла... не знаю, но ей было неплохо со мной, несмотря на мои закидоны. Понимаете, я всегда немного стеснялся своей профессии. Это странно – в канализации копаться, я понимаю, но ведь прибыльно, и во все времена необходимо, хоть война, хоть потоп. А Алка ничего... только подтрунивала иногда, незлобно, добродушно даже. И я ее шутки как стеб никогда не воспринимал. Черт нас дернул пойти на тот чертов корпоратив новогодний в ее турагентство. Я могу понять, почему она потащила меня – хотела, чтоб вместе. Но... тогда мне надо было остановиться и не ходить. Там у нее... понимаете, Жень... у нее там генеральный из столицы прикатился... такой себе... мужчина-мечта. И весь вечер вокруг нее, а она сюсюкается. И меня будто бы нету там. Я головой же понимаю – это только на один вечер, и все будет хорошо, он свалит в гостиницу, а мы домой. И послать его совсем она не может, потому приходится держать лицо и на шутки его реагировать. А я рядом... как пятое колесо в телеге. Нажрался жутко, на ногах еле стоял. Но продержался, до скандала не довел. А через неделю ее повысили.
Саша замолчал. Потянулся к рюмке. Быстро опрокинул ее в себя и поморщился. На столике все еще печально стояла вазочка с эклерами, но он безнадежно махнул на них рукой. Зато чуть не скинул на пол находившееся под локтем блюдце с дольками лимона. Его ему сам бог послал, а вернее, давешняя официантка, сейчас устроившаяся за соседним столиком опустевшего кафе и заинтересованно слушавшая его историю, притворяясь кактусом и усиленно сливаясь с мебелью.
Полевой закусил цитрусом, скривил свою жерарфилипповскую рожу и продолжил: