– Меня зовут Гай Салливан, – представился молодой человек. – Я служу в Лондоне в железнодорожной полиции Южнобережного Брайтонского направления. Мы уже говорили с вами по телефону о вашей кузине Флоренс Шор.
Благожелательное терпение на лице Стюарта сменилось недовольством.
– По-моему, сейчас не время и не место.
– Прошу вас, сэр, – сказал Гай, – уделите мне всего лишь минутку вашего времени. Я понимаю, что ситуация не слишком подходящая, но нам очень важно поговорить.
Луиза, предпочитая пока роль молчаливого наблюдателя, стояла поблизости от них, но ободряюще улыбнулась Хобкирку.
– Ну ладно уж, – буркнул Стюарт, раздавив окурок на полу и глотнув вина. – Пожалуй, тогда нам лучше присесть – как вы видите, долго я не простою.
Тут Салливан и его спутница заметили в руке живописца прогулочную трость, а когда Хобкирк направился к диванчику в боковой части зала, стало видно, что он сильно хромает.
У Кэннон противно засосало под ложечкой. Вряд ли Хобкирк был тем спрыгнувшим с поезда мужчиной. Он мог, конечно, неудачно спрыгнуть, повредив ногу, но где-то в другом месте.
Гай и Стюарт устроились на диванчике, а Луиза встала рядом с ними. Она вдруг почувствовала себя в роли сторожевой собаки.
– Вы упоминали раньше, что в тот день занимались живописью в одиночестве у себя дома, – напомнил Гай.
– Верно, – прочистив горло, подтвердил Стюарт.
– Насколько мне известно, вы говорили, что с вами не было никого, кто мог бы подтвердить ваши слова, – продолжил полицейский, – но все-таки довольно важно, чтобы вы попытались вспомнить кого-нибудь.
– Зачем? Разве меня в чем-то подозревают?
Салливан замялся, не зная толком, как ответить, но его молчание как раз и сподвигло Стюарта на откровенность.
– Послушайте, дело в том, что я не мог толком ничего рассказать, поскольку в то время гулял в одной компании. Да, предваряя ваш вопрос, я провел там целый день. Мы веселились все выходные.
– Не понял, – озадаченно произнес Гай. – Если вы были в компании, то масса людей, должно быть, способна подтвердить ваше присутствие.
– Д-да, так и есть. Фактически, двое или трое из них сегодня здесь. Я не говорил ничего раньше, поскольку, понимаете… В общем, честно говоря, я нанюхался кокаина и накурился опиума, и начисто выпал из реальности. В сущности, ничего не соображал. И мне не хотелось, чтобы об этом узнала моя мать. – Теперь, после сделанного признания, смущение Стюарта исчезло, и к нему вернулось более привычное бесшабашное настроение.
– Короче, – сказал Гай, не желая вдаваться в дискуссию об употреблении наркотиков, что, конечно, могло шокировать, но не являлось противозаконным, – здесь присутствуют люди, с которыми я могу поговорить сегодня вечером, и они подтвердят, что двенадцатое января этого года вы провели в Корнуолле?
– Да, – успокоенно признал Стюарт. – Все это дело настолько ужасно, знаете ли. Да еще Оффли жутко разъярился из-за завещания… – Он повернулся и взглянул прямо в глаза полицейского. – Но я любил Флоренс. Она, одна из немногих, понимала меня.
Салливан поерзал на месте.
– Да, гм, я понимаю, что вы и мисс Шор были… близки.
Хобкирк вдруг разразился смехом.
– Вы намекаете, что мы с ней были любовниками?
Гай зарделся от смущения и не смог даже выдавить утвердительный ответ.
– Мой дорогой мальчик, вы попали пальцем в небо, – продолжил смеяться художник. – Драгоценная Фло, скажем так, имела иные склонности. Да, ее любовницей была Мейбл Роджерс.
Глава 36
Побеседовав с двумя людьми, упомянутыми Стюартом, и получив подтверждение того воздействия, под которым он провел те дни, хотя никто не мог толком вспомнить, сколько именно дней они гуляли, Гай и Луиза покинули галерею.
Они молчаливо прогулялись обратно по Сент-Джеймс-стрит. Салливан словно онемел от последнего откровения, но девушка все раздумывала о хромоте Стюарта и о его прогулочной трости. Они лишь обменялись несколькими фразами и уныло простились на станции «Грин-парк». Гай так надеялся произвести на Луизу впечатление своими детективными способностями, а в итоге проявил себя еще более глупым, чем раньше… По крайней мере, так казалось ему самому. Теперь у него не осталось никаких подозреваемых и никаких новых зацепок, и если Джарвис узнает, что он сделал, то его службе в полиции может прийти конец. Кэннон глубоко переживала за него.
В тот вечер, вернувшись в арендованный Митфордами дом, Луиза обнаружила, что Нэнси бодрствует, дожидаясь ее.
– Ну как, – спросила старшая дочь лорда, прокравшись в ее комнату, – что вы там выяснили?
– Ничего, – ответила Кэннон, сидевшая на своей кровати. – В общем, Стюарт Хобкирк не подходит на роль убийцы. Он сильно хромает и ходит с тросточкой. Невозможно, чтобы он оказался тем человеком, который, по словам проводника, спрыгнул на пути на станции Льюис.
– Но разве не могла прогулочная трость использоваться как оружие? – возразила Нэнси.
– Может, и могла, но даже с мотивом получения наследства ничего не получается. Его хромота слишком заметна. Допустим, он как-то умудрился спрыгнуть с поезда – но тогда видевший его в Льюисе проводник заметил бы, как он хромает.