Если раньше Луиза чувствовала, что тонет, то теперь она осознала, что уже достигла морского дна.
– Милочка, я даже не знаю, что сказать, – растерянно произнесла Блор. – О боже, боже! Мне остается только надеяться, что они не предложат тебе уйти. Право, даже не представляю, как я тут справлюсь без тебя. И мысль о том, что придется обучать кого-то другого… – Нашарив стул, она медленно опустилась на него, и ее лицо сморщилось, как проколотый пляжный мяч. – Но право же, тебе не следовало так поступать. Что на тебя нашло?
– Мисс Нэнси уговорила меня. Туда собиралась пойти ее подруга, Марджори Мюррей, и она захотела пойти с ней. Она понимала, что его милость ни за что не даст разрешения, но заявила, что пойдет в любом случае. Мы подумали, что, по крайней мере, будет не так плохо, если я буду сопровождать ее. А теперь я понимаю, что зря уступила ее уговорам. Тем более что вечер получился ужасный.
– Что же в нем было такого ужасного? Ну-ка говори начистоту. – Няня начала приходить в себя.
– Я… в общем, я встретила там того, кого совсем не хотела видеть, и нам пришлось спешно уйти, – запнувшись, протараторила Луиза. – Пожалуйста, уговорите их не увольнять меня. Я не могу вернуться домой.
Нянюшка сочувственно посмотрела на нее.
– Я могу понять твои чувства, – заметила она. – В молодости я знала многих девушек, которые питали большие надежды, устраиваясь служить в богатые дома. Да и мне ли не знать? Много лет назад я сама приняла такое решение. Надо попробовать помочь тебе, хотя ничего не могу обещать. Его милость крайне строг, когда дело касается воспитания его дочерей. Ну да ладно, иди ко мне.
Луиза припала в раскрытые нянюшкины объятия, вдохнув исходивший от нее успокаивающий аромат грушевых леденцов. Судорожно вздохнув, она подавила слезы и встала, смущенная, почувствовав, что Декка дергает ее за юбку. Юнити по-прежнему стояла на ковре, внимательно наблюдая за ними, а ее летняя шляпка опять развязалась.
Следующие несколько дней стали мучением для всех домочадцев. Повсюду слышался возмущенный голос лорда Редесдейла: он кричал то на разлегшихся в неположенных местах собак, то на несвоевременно пришедшую в столовую Аду, и даже – довольно продолжительное время – ругался на тупую иглу своего граммофона. Нэнси сообщили, что ее сестры не будут разговаривать с ней, и оба родителя также начисто прекратили с ней общение. В общем, объявили бойкот – а такая участь казалась ей гораздо мучительнее нескончаемых гневных упреков.
Луиза на цыпочках ходила по детским комнатам, едва смея спускаться вниз, так что нянюшке пришлось самой отводить девочек в гостиную к чаю и, пыхтя и отдуваясь, подниматься обратно.
В итоге по прошествии трех дней такой жизни леди Редесдейл после завтрака призвала Луизу и Нэнси в малую столовую. Она сидела за своим письменным столом, а обе девушки смиренно стояли перед ней.
– Луиза, мы с его милостью решили, что вы совершили серьезный проступок, – с крайне суровым видом начала хозяйка дома. – Но мы не питаем никаких иллюзий насчет способностей убеждения нашей старшей дочери. Кроме того, вы нужны нянюшке Блор. Поэтому вы остаетесь в нашем доме, однако отныне мы будем пристально следить за вашим поведением.
– Да, миледи, – кивнула Кэннон, – я поняла. Благодарю вас.
Леди Редесдейл повернулась к дочери, смотревшей на мать с угрюмым, недовольным выражением.
– А что касается тебя, Нэнси, то мы с твоим отцом решили, что лучше всего будет отправить тебя в школу. Ты поедешь в косуолдский пансион Хатероп-кастл. Мы можем лишь надеяться, что там тебя сумеют научить хорошему поведению и благородным манерам, чего нам не удалось сделать до конца. Ты много лет твердила, как тебе хочется в школу. Вот теперь желаемое станет для тебя явью.
– Но, Мав, я…
– Что бы ты ни собиралась сказать, я не желаю этого слышать. Осенью ты поступишь в Хатероп, – объявила Редесдейл и заключила: – А теперь вы обе возвращайтесь к себе наверх.
Луиза жутко переволновалась, стоя перед хозяйкой, и ее сердце до сих пор колотилось с бешеной скоростью. С огромным облегчением она осознала, что в итоге ей не придется возвращаться домой в Лондон, где для нее существовали только два жизненных пути: либо жизнь прачки, либо… Нет, Луиза не желала даже
Какие бы чувства ни испытывала Нэнси, облегчение, однако, в них не входило. Поднимаясь по лестнице, она издавала жалобные стоны.
– «Мы с твоим отцом»! – передразнивая мать, произнесла она. – Уверена, что решение принимала одна Мав! Пав никогда не поддерживал идеи нашего школьного обучения – он обычно говорил, что все эти ученые «синие чулки» доходят до того, что начинают играть в хоккей[26]
. Это все происки Мав. Ей завидно, что у меня дома наконец-то появилась подруга, вот она и решила отослать меня подальше… – Они уже достигли лестничной площадки, когда Нэнси вдруг схватила Луизу за плечо. – Ах, что же мне теперь делать? Роланду не удастся написать мне туда. Тебе, Лу, придется писать ему от моего имени.