The Mitford murders. Загадочные убийства

Когда Роланд вернулся, еще не стемнело, но уже заметно похолодало, однако после того, как он снял свою вощеную куртку, Луиза мельком увидела на его рубашке темные пятна пота. Он бесшумно вошел в летний домик – девушки заметили его, только когда он предстал перед ними с окаменевшим лицом.

– Дело закончено, – мрачно сообщил офицер. – Никто вас больше не побеспокоит.

– Неужели вы… – начала Луиза, но Роланд резко оборвал ее:

– Я не собираюсь ничего обсуждать. Зашел лишь успокоить вас. Не могли бы вы принести мои извинения леди Редесдейл? Скажите ей, что я ушел не простившись, поскольку спешил на поезд. Возможно, вы окажете мне любезность и попросите шофера отвезти меня на станцию?

– Да, – тихо ответила Кэннон, едва способная говорить.

Она не могла избавиться от беспокойства, несмотря на заверение Роланда, что отныне Стивен оставит ее в покое. Девушка знала своего дядю, знала, с каким трудом можно заставить его убраться подальше, и не могла поверить, что Роланд способен на такое. Ей показалось, что на воротнике его рубашки она разглядела крошечные капли крови, и Луиза, точно ребенок, закрыла глаза. То, чего не видишь, не существует.

Лакнор тем временем повернулся к Нэнси.

– Скоро я напишу вам. Надеюсь, ваша благосклонность ко мне останется неизменной.

Оцепенев от напряженности атмосферы, мисс Митфорд просто кивнула.

Меньше чем через четверть часа Роланд оказался в машине, выехавшей из ворот на дорогу. Луиза, вернувшись в дом, зашла в спальню к Нэнси, и обе они, заметно побледнев и сцепив руки, провожали его взглядом, глядя в окно. «Мы спровоцировали нечто пока непонятное», – подумала Кэннон, надеясь, что им и не придется этого понимать.

Письмо

15 июня 1917 г.

Ипр

Моя дорогая,

На днях, как-то вечером, нас заранее предупредили, что ожидается очень сильный обстрел – обычно-то трудно понять, что происходит, если кто-то не выбежит из палатки и не найдет сведущего военного, – поэтому все мы перебрались в подвалы ближайшего дома. Это была ужасная, изнурительная операция, проведенная медсестрами с помощью одного или двух легкораненых солдат, способных самостоятельно передвигаться. У нас имелось всего две свечки, так что мы сидели почти в темноте, прислушиваясь к орудийным залпам – каждую минуту гремело по четыре взрыва, надеясь, что ни один из снарядов не упадет на нас, и, слыша грохот близких разрушений, со страхом ожидали очередных взрывов.

И вот посреди всего этого ужаса у Роланда Лакнора, неизменно жизнерадостного и обаятельного офицера, несмотря на постоянные боли, вызванные отравлением во время газовой атаки, внезапно началась истерика. Абсурдный хохот сменился безутешными визгливыми рыданиями. То сочувственно, то твердо я пыталась успокоить его, но ничего не получалось. Наконец, подошел его ординарец, приятный юноша по имени Ксандр, и принялся петь ему на ухо французские лирические песни – по крайней мере, таковыми они казались мне – и несчастный в конце концов успокоился. Эти молодые люди рассказывали мне, что познакомились еще до войны в Париже, где вращались в богемной среде писателей и художников, имевших, как я поняла, весьма сомнительную репутацию.