The New world disorder and the Indian imperative

Но геополитика не менее важна, чем геоэкономика, и одна из главных неопределенностей нашего времени заключается в том, что может означать на практике внешняя политика "Америка прежде всего". Америка прежде всего" и либеральный мировой порядок, как отметил Хаасс, представляются несовместимыми. Является ли это концом того, что Ян Бреммер называет "гегемонией США в области безопасности, торговли и продвижения ценностей, [которая] обеспечивала базовую предсказуемость мировой экономики?» Если да, то в чем будет заключаться новая непредсказуемость? Американская односторонность может и дальше преподносить сюрпризы из       года в год одним из видов деятельности США за последние четверть века, которым они, возможно, будут менее склонны заниматься в новую эпоху, является "гуманитарная интервенция". Часто это было тонкой маскировкой для смены режима, но всегда оправдывалось высокими принципами: Билл Клинтон прославлял "расширение демократии", а Джордж Буш-младший отстаивал "программу свободы". Результатом реализации этих принципов стало свержение при поддержке США президентов Слободана Милошевича в Сербии и Саддама Хусейна в Ираке.

В 2000 г. международное сообщество, собравшееся на уровне глав государств и правительств на Саммите тысячелетия в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке, одобрило идею коллективной ответственности за защиту гражданских лиц, чьи собственные правительства не могут или не хотят этого делать. Суверенитет - это, конечно, хорошо, согласились мировые лидеры, но он предполагает определенные обязанности перед людьми, от имени которых он осуществляется, и если суверенные правительства не могут предотвратить массовые нарушения прав человека (или, что еще хуже, причиняют их собственному народу), то мир обязан что-то с этим сделать. Новую доктрину сразу же окрестили "R2P", что означает "Ответственность за защиту".

Это был поворот к прежним аргументам в пользу "права на гуманитарную интервенцию", перевернувший суть вопроса: теперь речь шла не о праве иностранцев вмешиваться в дела третьих стран в гуманитарных целях ("le droit d'ingérence", по выражению самых ярых сторонников этого принципа), а об их обязанности защищать людей, если это необходимо, путем вмешательства. В качестве примера R2P можно привести геноцид 1994 г. в Руанде, когда в результате массовой резни, устроенной вооруженными мачете боевиками тутси, погиб, возможно, миллион человек, и этот ужас можно было бы предотвратить, если бы международное сообщество взяло на себя такую ответственность и вмешалось в ситуацию несколькими тысячами военнослужащих, а не выводило "голубые каски" ООН, которые уже находились там.

Все это звучало очень благородно и альтруистично. Телегеничный и красноречивый бывший премьер-министр Великобритании Тони Блэр, как известно, заявил, что в будущем Запад будет вступать в войну во имя своих ценностей, а не только интересов. Войны будущего, утверждали Блэр и его единомышленники, будут вестись за мир и права человека, не из-за таких грубых вещей, как национальные интересы, нефть (только не подумайте!) или имперская жажда территориальной экспансии. Единственная загвоздка заключалась в том, чтобы применить этот принцип на практике. Как показала Руанда, правительства не желают рисковать кровью и сокровищами ради чужих жизней. Будут ли армии действительно вмешиваться из бескорыстного гуманизма или только в тех случаях, когда за такими декларируемыми намерениями на самом деле скрываются более циничные мотивы?

Действительно, первую крупную военную интервенцию после Саммита тысячелетия - войну в Ираке в 2003 г. - ее сторонники первоначально пытались облечь в форму гуманизма. Однако сторонники R2P горячо отвергали эту идею, утверждая, что в основе войны лежат геополитические интересы Вашингтона, а не реальная забота о страдающем иракском гражданском населении. Блэровский альтруизм так и не смог восстановить свой авторитет после войны в Ираке.

Однако R2P неожиданно ожило после воздушной военной интервенции сил НАТО в Ливии (а затем и в Сирии). Как мы уже писали ранее, эти интервенции были значительно более агрессивными, чем изначально предполагалось или планировалось. Это подорвало глобальный консенсус вокруг либерального миропорядка; как пояснил Ричард Хаасс: «Россия... оценила войну в Ираке в 2003 году и военную интервенцию НАТО в Ливии в 2011 году, которая была предпринята во имя гуманизма, но быстро переросла в смену режима, как акты недобросовестности и незаконности, несовместимые с представлениями о мировом порядке, как она их понимает». Когда США выступили в поддержку антиправительственных повстанцев в Сирии, Россия быстро направила самолеты и оружие осажденному сирийскому правительству президента Башара Асада.