the Notebook. Найденная история

Порой будущее и прошлое меняются местами, и получается забавная путаница. И ученые будут находить следы самых обычных ботинок в земле, возраст которых будет превышать миллионы лет. И это наследили не пришельцы из космоса и не мы, ваши покорные коллеги-наблюдатели, а вы сами и ты в том числе, мой незнакомый читатель. Потому что, возможно всё.

Но Камелот будет жить и никогда не исчезнет.

Ведь истории свойственно повторяться. А людям её проживать.

Ср. past

В последние месяцы я без особо острой нужды не суюсь в прошлое, уж больно хлопотно, а главное, небезопасно, там стало. Кто-то или что-то объявило войну наблюдателям. По нашим секретным источникам пронёсся шёпот – убито три наблюдателя, и все в прошлых отрезках времени. Объявлена охота на нашего брата. А может это охота только на меня, а другие стали лишь случайными жертвами? Паранойя, паранойя…. У меня скоро совсем отпадёт желание возвращаться в былое и тем более оглядываться назад. Да, я не сказала, что у всех жертв была разорвана шея?

– Лиза, дорогая, у меня к тебе очень большая и ответственная просьба.

Кливленд не стал заходить издалека, сегодня в парке он был сам не свой, взъерошенный, как воробей после купания в луже. Его взгляд в прострации перебегал с оголённых кустарниковых веток на случайных прохожих, чинно шествовавших мимо нашей скамьи по сухой дорожке. Взгляд грустный, беспокойный и до краёв наполненный тревогой.

– Кливленд, вы же знаете, что я не в силах отказать вам. Что на этот раз нужно выполнить, профессор? Принести вам два вместо одного пончика, или раздобыть автограф самого Лавкрафта, а может быть устроить бал-маскарад, где всех напугает Кровавая Маска? А? Как вам идеи на будущее? – Я чувствовала, что мои шутки прошли поверх «профессора», как назойливые мухи, он натянуто улыбнулся, но взгляд остался тем же.

– Я попрошу очень многого, Лиза, и опасного. Я попрошу сходить тебя в прошлое, не столь отдаленное, но всё-таки прошлое.

– Ого! Что такого понадобилось вам, что вы меня просите о таком риске? – Честно, меня бросило в пот и мурашки.

– Нужно навестить одного моего старого друга, вернее, подругу. Я должен знать, что с ней всё в порядке, Лиза.

– А почему вы сами её не навестите?

– Я уже десять лет как отказался от прыжков назад. Крайние из них мне дались слишком дорого и тяжко. А этот станет последним для меня. Мои силы уже приблизились к нулю, дорогая. Толку от меня никакого.

– Да что вы такое говорите! Расскажите мне о вашей подруге и объясните, почему вы вдруг так забеспокоились о ней? С чего вдруг?!

Кливленд глубоко выдохнул и, наполнив лёгкие вдоволь морозным воздухом, наконец поведал мне краткую историю своего прошлого.

– Это случилось после того, как я потерял Веронику. Мне было двадцать восемь лет, и именно тот период я стараюсь вспоминать как можно реже. В ту пору я искал забвение в алкоголе и чреде быстро сменявших друг друга и таявших в темноте памяти женских лиц.

Напившись в очередной раз до беспамятства, я неосознанно прыгнул в первый попавшийся отрезок прошлого. Очевидно, в том состоянии я отчаянно желал вернуться в то время, когда моя возлюбленная была жива и рядом со мной. Но судьба не даёт таких попыток. Меня зашвырнуло в Прагу первой половины двадцатых годов. Хоть сила и ограничения, связанные с нею, тяготили меня, единственно благодарен я был тому, что вдобавок к способности наблюдателя прилагался несравненный дар – воспринимать язык любого народа, а равно и без проблем разговаривать на любом из них. Думаю, ты в полной мере оценила эту особенность, Лиза.

Я брёл и спотыкался о булыжники, которыми выложены были все узкие, кружившие вокруг центральной Староместской площади, мостовые. Я бы рекомендовал посетить этот город сейчас, а не в прошлом, но покой требует меня проявить злую долю эгоизма, толкая тебя в опасное предприятие.

Возле аптеки я наткнулся на неё, буквально врезался, пьяный, жалкий, потерянный и напрочь вымокший под сентябрьским дождём. Она только что купила микстуру для своей матери и спешила домой – легкая, воздушная, укрытая плащом цвета молока, в черных туфельках и под большим белым зонтом-тростью. Она аккуратно обходила лужи и не заметила меня, а я весь в своих горьких мыслях её. Так мы столкнулись и чуть не упали в одну довольно приличных размеров лужу, но что-то нас удержало. Я оказался под защитой её бесконечно широкого зонта, и вдруг мир отступил и замер за пределами белого солнца на трости. На меня смотрело удивлённое, юное и совершенное во всех отношениях лицо с небесными глазами, такими, как у Вероники, только в них искрились золотистые крапинки.

Незнакомка не оттолкнула меня и не обсыпала ругательствами, как это сделала бы другая барышня на её месте, она с такой пронзительной заботой смотрела мне в глаза и тихим голосом интересовалась, что со мной и где мой дом. Она хотела меня отвести домой, Лиза! Она желала мне помочь! Никакой корысти, никакого подоплёка и никакой испорченности не было в этом взгляде. Только чистота! Я протрезвел в тот же миг, мне стало не по себе. И как же было стыдно!