The Phoenix (СИ)

Я думала, что нет ничего хуже их несвязной, сиплой речи, но если бы я только знала, как ошибалась…. Осколками битого стекла посыпался их смех. Он забирался в самую душу, переворачивая все верх дном, теребя самые горькие и жуткие воспоминания. Перед глазами пробегает вся жизнь, на что каждая клетка моего тела отвечает болью. Чарли. Это имя. Оно спасет меня.

Чарли.

Зеленые глаза. Слабая улыбка.

Чарли.

Милые ямочки. Веснушки на щеках.

Чарли.

Он взрослый. Больше не даст себя в обиду.

– Они идут по следу полукровки. Они найдут их, и тогда все будет кончено, – звон прекращается и на этот раз в воздухе повисает щелчок ножниц.

– Зевсу будет не по вкусу то, что мы забираем мальчишку…

– Не имеет значения. Мир должен оставаться прежним, вне зависимости от того, когда пробудиться…

– И мальчишка станет первой его жертвой? – щелканье повторилось.

– Так было всегда и так будет вечно. Выродок отщепенца должен восстать из пепла, свергнуть первородного и умереть. Отпустим ее, человек не изменит хода событий. Аидово отродье уже обрекло ее на смерть.

Вспышка. Яркая вспышка. Дыхание возвращается ко мне, и я открываю глаза. Старуха с ножницами в последний раз глянула на меня своими пустыми глазницами. Она поправила кожаный ремень на тонкой талии, и … обратилась прахом. Песчинки стали просыпаться белым облаком, что уносил ледяной ветер. Через мгновение он подхватил густой черный дым, и, словно косу, сплел их воедино. Так исчезла вторая, мрачная, самая жуткая дама с черной, покрывающей ее лысую голову, тиарой.

Сил осталось только на один единственный вздох. Холод пробирался к органам, замедляя ход моей жизни. С каждым новым ударом, сердцу становилось все труднее отбивать прежний, быстрый ритм. Но я перевожу взгляд на третью, еще не исчезнувшую даму со светящейся пряжей в руках. Она совсем близко, всего в паре шагов от меня. Старуха снимает балахон, и я замечаю, что ее лицо слишком молодо по сравнению с остальными.

Сердце надрывно замирает на одном из тактов. Я корчусь от боли, чувствовать, как немеют пальцы рук и ног невыносимо.

– Они не знают твоей судьбы. Никто из них. Не им теперь решать, когда тебе умереть. Запомни, дитя – они все ошибаются.

Она в одно мгновение оказывается рядом со мной, все еще сжимая в руках моток ниток, что переливаются разными цветами. Вблизи от нее веет не холодом и сыростью, а исцеляющим теплом. Словно она сама и есть жизнь.

– Твой брат – храбрый мальчик. Знай, что сестры не тронут его, теперь он под нашей опекой. Они поймут свою ошибку слишком поздно, когда феникс обретет крылья. Продолжай сражаться, Би. Пройди этот путь и сохрани жизни избранных.

Ее прах не выглядит мрачной пылью или ядовитым облаком. Это нечто воздушное, сияющее, словно полотно шелка, взметнувшееся к самым небесам. Я слежу за ней, пока материя не становится одной из миллиона звезд. Боль ушла, забрав с собой все тревоги и страхи. Как будто странная женщина, что едва не прикончила меня, заставив пересмотреть всю жизнь, как киноленту, говорила правду. Мой брат защищен лучше меня самой.

Я уже не пытаюсь объяснить их слова. Наблюдать за происходящим, как зритель, куда интереснее и безболезненнее. Нити, пустые глазницы, слова, брошенные старухой на прощание. Кому им? Какая еще судьба? Какой, к чертям, феникс? В голове начал появляться образ птицы, но я мало понимаю к чему тут я? Мне осталось всего ничего, почему не подумать об этом на прощание?

Но мне не придется умирать в одиночку. Со стороны проспекта я замечаю знакомую тень. Почему-то на душе становится не спокойно, бурно, дико, и снова страшно. Нико? Почему я не могу позвать тебя? Могу ли я вообще теперь что-нибудь?

– Би!!! – голос Нико, как-то по-особенному надламывается, словно мое имя приносит ему боль.

– Я здесь...

Нет, у меня слишком тихий голос. Даже если он свернул в подворотню, ему не разглядеть меня в темноте. Но я ошиблась. Прежде, чем я успеваю подумать об этом, его руки отрывают меня от холодной стены. Теплая куртка Нико ложится мне на плечи.

– Ты ранена.

Ни больше, ни меньше. Ощущение, что мне отгрызли голову, а потом неумело пришили обратно. Руки и ноги – лишний атрибут моего тела – болтаются, как лоскуты тряпок. Но это все не важно. Запихни свою жалость куда подальше. Есть кое-что важное. И ты должна успеть сказать это, Би.

– Чарли…

– Все подарки в рюкзаке.

Нико спускает с плеча сумку и, копошась в ней, выуживает медикаменты.

– Чарли…

– Ты что не понимаешь? Раны нужно обработать, – голос пропитан ненавистью.

Настоящим чудом моя рука впивается в его локоть. Наверное, я действительно плохо выгляжу, потому что, когда мои глаза, наконец, находят блестящий от ненависти взгляд Нико, он шарахается от меня. Он быстро ретируется и прикладывает к моему лбу, свою ладонь.

– Спи.

И дремота наваливается на меня непосильной ношей. Глаза закрываются сами собой, а тело обмякает в руках парня. Но нет же. Есть имя. Есть Чарли. И есть дамы, что отобрали его у меня!

– Чарли! – вскрикиваю я. – Ты должен… Чарли. Помоги ему. Пожалуйста.

– Боги, гляди, кто нашел себе подружку.