– Кто сказал, что египтяне имели какое-то отношение к Фениксу? – подает голос Нико.
– Каир? – возмущается Перси. – Мне кажется, это уже слишком. Как, по-твоему, мы доберемся отсюда до Каира, Аннабет?
Чейз только сильнее нахмурилась. Что-то происходило между этими двумя: в последний раз я видел их вместе... Когда мы ступили на корабль. Последнее время я не замечал того, что должен был заметить с самого начала: они отдалились еще тогда, в зале Белого Дома. В полутьме можно было различить только их гневные выкрики и нервозность, что нарастала с каждой секундой. Словно они, соприкасаясь друг с другом, создавали вспышку электричества, чего раньше точно не происходило с ними. Эти двое вернулись из Тартара. Столкнуться с кризисом отношений после такого было бы слишком иронично.
– Храм находится в пригороде. Это руины, никто не станет преграждать нам путь.
– Кроме разгневанных богов, которые поймут, что мы собираемся сделать, – встревает Пайпер. – Они не позволят нам, Аннабет. Нужен другой запасной план...
Их споры перетекают в скандал. Каждый из них снова доказывает что-то свое. Так сказывается отчаянье, накипевшее в нас. Не знаю, быть частью этих споров и наблюдать за этим со стороны – совершенно разные стороны одной и той же медали. Одно теперь ясно точно: Великая Семерка не такая уж великая, а семерка лишь потому, что каждому приходилось терпеть друг друга, ради общего блага. И если раньше боевой дух спасал положение, то теперь безнадега одолевала не кого-то конкретного из нашей команды, а всех разом.
Беатрис касается моей ладони рукой. Только сейчас я замечаю, что вновь выстукиваю морзянку по поверхности деревянного стола.
– Ты в порядке? – слабым голосом интересуется она.
– Не знаю, честное слово, – я аккуратно сжимаю ее ладонь и встаю из-за стола, чтобы уйти прочь от общего гама.
Би не имеет ничего против. Кажется, взгляд Нико прожигает наши спины, но Беатрис не подает виду, что заметила это, а я решаю не говорить ей об этом. Увести ее от сына Аида, уберечь, сохранить от его влияния. Тренер он или нет – чем меньше Ди Анджело проводит с ней времени, тем мне спокойнее. Хотя теперь я даже не знаю имею ли право применять это слово к сложившейся ситуации.
Мы усаживается на скамью около борта, и я свешиваю голову вниз. Под нами безбрежный океан. Ледяной воздух обжигает щеки морозным касанием снежинок. На высоте холод ощущается куда лучше, заставляя почувствовать мурашки даже сквозь теплые старые тулупы. Но изнутри все уже давно выжжено, и заморозить эти раны не сможет даже пронизывающий январский ветер. Корабль слабо раскачивается из стороны в сторону, плывя меж облаков, и я все думаю том, как могла бы сложится моя жизнь, не будь я полукровкой.
Би продолжает молчать, а мне просто нечего сказать. Не знаю, понимает ли она, как много значит для меня в этой жизни. Словно все существование, вся жизнь, все порывы заключались в этой бесстрашной девушке с вьющимися каштановыми волосами. Это иное, ничуть не менее сильное чувство, нежели я испытывал к Калипсо. Но описать его я был просто не в силах. Да и нужно ли?
– Мне так жаль, – тихо начинает она, все еще сжимая мою руку. – Представить не могу, как тебе обидно…
– Эй, все нормально. Горячий Вальдес переживал и не такое.
Она хмурится, и, если честно, ей это совершенно не идет.
– Вы же не можете всю оставшуюся жизнь бегать от монстров. В конце концов, после того, как вы окончите университет, придется задуматься о том, как строить ее дальше, без очередной опасности, поджидающей вас за углом, Лео. А семья? Любой на этом корабле хочет нормальной жизни! Зачем же боги обрекают вас всех на это? – ее голос звучит так, словно она готова восстать в одиночку против них всех.
Эта уверенность и негодование, скользнувшие в ее речь, заставляют меня выдавить улыбку.
– Я серьезно, Лео, – смутившись, повторяет Би. – Сколько раз вы спасали их задницы? И что? Часто вам возмещали ущерб? Хотя бы в денежном эквиваленте?
Слово «задница» и «денежный эквивалент» редко встречаются в ее речи, и это заставляет меня улыбнуться еще шире. Ее злит моя несобранность, как злила моя несобранность и Калипсо. Кто знает, что, если мы выживем... Что, если я смогу на что-то рассчитывать? Я смотрю в каре-зеленые глаза Беатрис и продолжаю глупо улыбаться, потому что знаю, что никогда не смогу забыть богиню. И не только из-за ее божественного происхождения. Это что-то глубже ее красивых черт лица, роскошных прямых волос и тихого, надменного голоса.