The “Russian” Civil Wars, 1916–1926: Ten Years That Shook the World

Британский историк Боб Маккин четко сформулировал эту концепцию, описав, как Первая мировая война резко ускорила четыре основные и дореволюционные тенденции в дореволюционном российском обществе. Во-первых, считает Маккин, социальные потрясения, вызванные индустриализацией и модернизацией, усугубились новыми стрессами военного времени, связанными с массовыми мобилизациями и немыслимо колоссальным кризисом беженцев, а прежние оплоты режима, такие как офицерский корпус и государственная бюрократия, были размыты притоком новых, социально разнообразных рекрутов (для замены павших офицеров и для помощи перегруженным государственным учреждениям). Во-вторых, и без того перегретая внутренняя экономика - хотя она и могла (почти) обеспечить фронт - оказалась неспособной удовлетворить и внутренние потребности (особенно на севере, жаждущем продовольствия и топлива), поскольку импорт был заблокирован, сельскохозяйственное производство упало, а железнодорожная система оказалась способной удовлетворить только военные потребности. В-третьих, народное чувство несправедливости, кипевшее в николаевской России со времен трагических событий 1896 года на Ходынском поле, достигло точки кипения, поскольку на фронте немыслимые жертвы приносились ради военных целей, лишь смутно, если вообще, понимаемых "крестьянами в мундирах"; в то же время в тылу недобросовестные предприниматели наживали огромные состояния на государственных расходах на вооружение и снаряжение. И, наконец, личность самого царя, который никогда не был любимым правителем или человеком в народном сознании и уже был очернен ассоциацией со своей женой немецкого происхождения и прогерманскими "темными силами", окружавшими Распутина и элементы петербургского двора, была еще больше опорочена принятием им на себя верховного командования русской армией в августе 1915 года, что вызвало нарекания за каждую неудачу, постигшую его войска.

Таким образом, к тому времени, когда Государственная дума собралась на свое заседание 1 ноября 1916 года, священный союз июля-августа 1914 года был давно забыт, поскольку депутаты от левых (например, П.Н. Милюков, лидер радикально-либеральных кадетов) до правых (включая В.В. Шульгина, будущего идеолога Белого движения) по очереди выступали с осуждением "глупости или измены" Николая и его министров в ведении войны. Тем временем глава праволиберальной партии октябристов А.И. Гучков не очень скрытно выяснял мнение политических и военных о возможности дворцового переворота. Что могло получиться из таких заговоров, остается предметом предположений, но разговоры о них - даже частично затихшие - могли лишь еще ярче подчеркнуть стремительное падение репутации Николая среди российской элиты. Так, когда в конце февраля 1917 года в столице вспыхнули волнения в очередях за хлебом (по-видимому, вызванные слухами о надвигающемся мучном голоде), наряду с массовой демонстрацией запертых рабочих гигантского Путиловского оружейного завода (к которым, в свою очередь, присоединились социалистические демонстранты, отмечавшие Международный женский день), и когда 26 февраля разъяренные толпы, заполонившие центральные улицы столицы, достигли четвертьмиллионной отметки, и - особенно - когда 27 февраля части Петроградского гарнизона (вдохновленные восстанием украинского Волынского полка) подняли мятеж и заключили в тюрьму или даже расстреляли своих офицеров, чтобы превратить этот несфокусированный уличный бунт в революцию, те, кто раньше мог посоветовать царю стоять на своем, поступили совсем иначе: 1-2 марта 1917 года, когда лидеры предполагаемого Временного правительства (сформированного из самовыбранных членов Государственной думы) и спешно созванного Совета рабочих и солдатских депутатов (возглавляемого самовыбранными радикальными социалистами) собрались в Петрограде, чтобы обсудить дальнейшие действия, измученный и изолированный Николай, возвращавшийся с фронта на поезде (неловко остановленном в провинциальном Пскове бастующими железнодорожниками), получил совет почти от каждого старшего командира русской армии немедленно оставить трон. "Николай Последний" быстро согласился и отрекся от престола, подписав необходимый документ в 15:05 2 марта 1917 года. Поначалу он склонялся к тому, чтобы передать трон своему сыну Алексею, но бедный мальчик был физически слаб и очень болен гемофилией. Поэтому Николай передумал и отрекся от престола за себя и - незаконно - за своего законного наследника. Следующим в очереди на романовский престол, к тому моменту, видимо, временно незанятый, был младший брат Николая, Михаил Александрович. Но 3 марта 1917 года он неожиданно отказался от престолонаследия, когда его предложило появившееся Временное правительство. Таким образом, Февральская революция в России была освящена неразберихой. Уже начинались еще более запутанные гражданские войны.

 

Глава 1. 1916-1918. Начало «русской» гражданской войны