Конечно, и в самой Совдепии не все было гладко. Потеряв контроль над весьма продуктивной периферией старой империи, советская Москва оказалась в центре очень голодной и зачастую очень холодной зоны, поскольку от нее были отрезаны большинство продовольственных регионов бывшей империи (Украина, Северный Кавказ, Западная Сибирь), а также источники угля в Донбассе и на Урале, жизненно важных мазутов и промышленных смазок из окрестностей Грозного и Баку, хлопка-сырца из Средней Азии. Поэтому, как мы уже видели, популярность большевиков в 1917-18 годах была мимолетной, и с весны 1918 года до тактического отступления, о котором сигнализировал НЭП в 1921 году, советское правительство сталкивалось, в лучшем случае, с отсутствием энтузиазма среди рабочих и крестьян Совдепии, а в худшем - с открытыми восстаниями против него, кульминацией которых стали большевистско-крестьянские гражданские войны на большей части Советской России в 1920-21 годах и трагическое восстание моряков Кронштадта в феврале-марте 1921 года. Эти восстания, как правило, были скорее реакцией на мнимую (и реальную) большевистскую тиранию ("комиссарократию") и красный террор, чем на экономические трудности, но тирания и террор были средствами, к которым большевикам пришлось прибегнуть в условиях "военного коммунизма", чтобы направить на фронт зачастую отчаянно сокращающиеся ресурсы. Действительно, механизмы, разработанные большевиками в рамках вспомогательных служб Красной армии и в форме Совета рабочей и крестьянской обороны для направления ресурсов (как материальных, так и людских) на самые труднодоступные участки многочисленных красных фронтов, были одним из их самых впечатляющих достижений во время гражданской войны. Реввоенсовет Республики (и подчиненные ему органы) был еще одним превосходно работающим объединяющим центром командования и управления. Он никогда не разрабатывал грандиозной стратегии для революционной армии (которая, как мы знаем, ничего подобного не представляла) и обычно просто реагировал на события по мере их развития, но он обеспечивал целенаправленность и в целом давал возможность военным комиссарам влиять на жизнь и целеполагание Красной армии, особенно после уступок, сделанных на VIII съезде РКП(б) в марте 1919 года, и последующего создания Политического управления (ПУР) Красной армии.
Конечно, белые никогда не разрабатывали ничего столь же сложного и эффективного. Но тогда у белых было гораздо меньше материальных (особенно промышленных), интеллектуальных и человеческих ресурсов. Более того, даже там, где ресурсы были доступны, в землях с небольшим количеством или полным отсутствием железных дорог или полезных водных путей для транспортировки заказов, людей или товаров, по сравнению с гораздо более богатой Красной зоной, такие поставки могли оказаться упрямо трудными для направления и распределения. В работах, посвященных гражданским войнам, часто упоминается контроль большевиков над сетью железных дорог, тянувшихся из Москвы, но в их распоряжении были и крупные реки Европейской России, в основном поднимавшиеся в центральной зоне и стекавшие на периферию, многие из которых были соединены каналами. Показательным контрастом здесь была относительная легкость и быстрота, с которой большевики смогли в июне 1918 года перебросить через систему Мариинского канала три торпедных катера с баз Балтийского флота на северо-западе России для формирования ядра мощной Волжской военной флотилии на Восточном фронте, в то время как морской министр Колчака адмирал М.И. Смирнов пытался перевезти по ненадежной, перегруженной и одноколейной Транссибирской магистрали в свою Камскую флотилию несколько орудий с корабля Королевского флота HMS Suffolk, который стоял в доке за 4000 миль от Урала, во Владивостоке. Внутренние линии связи были одинаково бесценны для красных в июне-июле 1919 года, когда силы быстро перебрасывались с Восточного фронта (по мере отступления Колчака) на Южный (по мере продвижения Деникина), и в октябре 1919 года, когда блестяще проведенное Троцким укрепление Петрограда не позволило Юденичу выйти из красной цитадели.