The “Russian” Civil Wars, 1916–1926: Ten Years That Shook the World

Робкость большинства социалистов в эти "июльские дни" в конечном итоге дорого им обойдется. Однако это было скрыто на несколько недель летом 1917 года, когда Временное правительство предложило отвлечь внимание, обвинив большевиков в беспорядках в Петрограде (и синхронном развале фронта), утверждая, что В.И. Ленин и его партия, некоторые из которых были переправлены в Россию из Швейцарии на "пломбированном поезде", предоставленном Германией, были платными агентами кайзера, и обнародовало документы (начиная с 5 июля 1917 года), которые, казалось, подтверждали утверждения о том, что большевики были пятой колонной, работавшей на Берлин. Теперь мы знаем, согласно безоговорочному заключению самого подробного расследования этого дела, что материалы, имевшиеся в распоряжении Временного правительства, на самом деле не содержали "никаких доказательств" того, что средства в казну большевиков поступали из Берлина. В насыщенной слухами атмосфере российской столицы в июле-августе 1917 года, однако, все казалось возможным. Но даже если в послефевральской эйфории было принято считать, что "врагов слева нет", зрелище того, как "революционное" правительство, в котором участвовали социалисты, запрещает социалистическую партию, арестовывает ее лидеров, занимает ее штаб-квартиру и вызывает казаков, оставляло очень горький привкус.

 

Гражданская война, не объявленная, август 1917 - январь 1918

Диспепсия российских демократов должна была обостриться во время второго великого кризиса в стране летом 1917 года, когда после того, что показалось неудавшимся военным переворотом генерала Корнилова - войска, которым он приказал идти на столицу, были убеждены отказаться от действий революционными агитаторами и красногвардейцами, высланными навстречу им Петроградским советом, - выяснилось, что командующий действовал не один, а (или так казалось) в партнерстве с социалистическим премьер-министром А.Ф. Керенским. Это событие, "дело Корнилова", остается наиболее глубоко противоречивым аспектом истории русских революций 1917 года. Различные школы мысли спорят о том, насколько Керенский был причастен к планам генерала, а также ведут длительные споры о том, каковы были намерения Корнилова: хотел ли он разгромить Совет или раздавить правительство?

Многое в деле Корнилова до сих пор остается туманным. Однако можно с уверенностью утверждать, что это вмешательство преторианцев имело решающее значение для событий 1917 года и ознаменовало начало собственно гражданских войн. Не в последнюю очередь дело Корнилова безвозвратно очернило репутацию Александра Керенского - человека, который своей кипучей деятельностью и повсеместной вездесущностью олицетворял Февраль. Керенский был "первой любовью революции", по словам его лучшего биографа, но, так тесно связав себя с июньским наступлением, он и так был уязвим для критики после его провала, а теперь, после Корнилова, он оказался грубо оскорблен как правыми, так и левыми. Для последних он был предателем дела революции, заигрывавшим с реакционерами; для первых - ветреником и предателем своей страны, который своим рабством перед социализмом и узкоклассовыми интересами низложил единственную надежду на спасение России, генерала Корнилова. Представители обеих сторон политического спектра, а также многие союзные политики и военачальники считали, что Керенский поставил личные амбиции выше высшей цели. Таким образом, гибель премьер-министра стала также агонией Временного правительства, которое Керенский, вновь провозглашенный "министром-президентом", теперь полностью олицетворял. В конце концов, удалось сколотить новую коалицию, но в нее вошли довольно второсортные министры, чей авторитет соперничал со спешно созванным Керенским Временным советом республики ("Предпарламентом"), который действительно должен был его укрепить. На самом деле с начала сентября, после корниловского дела, с большевистским большинством в Петроградском Совете и его московском аналоге с начала сентября, с расколом меньшевиков и ПСР, с патрулированием улиц российских городов большевистскими красногвардейцами и с подготовкой корниловцев ко второму удару, линии сражений предстоящих конфликтов были резко очерчены. Позже Керенский назовет книгу, которую он написал о корниловском деле, "Прелюдией к большевизму". Он мог бы так же ловко назвать ее "Прелюдией к гражданским войнам".

* * *