Кензи выгибает свою тонкую бровь, но все же отходит от камина, усаживаясь на диван, складывая руки на груди и ногу на ногу. Мун воспринимает этот жест как приглашение, чтобы сесть рядом, и со вздохом принимает его, подходя к дивану.
- Эти носки я сшила сама в четвертом классе. – вдруг говорит Мун, которая неожиданно почувствовала вину за свой вскрик. – Мама перестала вывешивать их после развода, и я думала, что она их выкинула. Но сегодня я приехала и увидела эти красные тряпки на камине. Аж горло сдавливает. – в конце фразы у девушки проскальзывает горькая усмешка, но она тут же переходит в наступление. – Значит, Маккензи?
- Это мое полное имя. Мама всегда называла меня так, но после ее смерти я стала ненавидеть его, поэтому говорю всем, что меня зовут Кензи. – девушка произносит это с каменным лицом, а у рыжей все внутри делает сальто. Смерть?
- Как давно она умерла? – зачем-то спрашивает Ева, всматриваясь впереди себя в те самые красные носки.
- Четыре года назад. – Миртл тоже смотрела на камин, не пересекаясь взглядами с рыжей. – Она болела раком на протяжении нескольких лет. Потом у нее была ремиссия, но через полгода болезнь вернулась и все же убила ее. Теперь ты понимаешь, почему я так ненавижу тебя?
- Ч-что? – Мун поворачивает голову в сторону Миртл, не понимая, какого черта она говорит.
- У меня была прекрасная семья даже несмотря на то, что мама болела. – Маккензи тоже разворачивается к ней, испепеляя Еву своим взглядом. – Ее не стало, и мой отец решил, что больше никогда ни с кем не будет, потому что мама была главной любовью его жизни. Но тут появляется ваша семейка, растаптывая нашу с папой мирную жизнь в пыль. – девушка уже буквально шипит в лицо удивленной Квииг. – Твоя мама несколько раз показывала твои фото, и я в первый же день твоей стажировки поняла, кто ты такая. Ты специально выбрала этот клуб? Не удивлюсь если да, потому что подлость – твое второе имя!
- Что ты несешь? – шепотом вскрикивает Ева, пододвигаясь ближе к Миртл. – Бред! Устраивать проделки - это про тебя, а не про меня, ведь ты с самого первого моего рабочего дня ненавидишь меня ни за что!
- Ни за что? – возмущенно произносит та, но резко осекается, взглянув в проход. – Ни за что? Я узнала тебя! Узнала твое лицо и поняла, что это ты дочь женщины, которая испортила нашу жизнь!
Рыжая не сводит взгляда с разъяренной Миртл, которая могла взорваться в любую минуту. Ее ноздри широко раздвигались при тяжелом дыхании, брови были нахмурены, а глаза грозили испепелить в любую секунду. Около десятка секунд у Мун уходит на то, чтобы понять, о чем говорила темнокожая.
- Хочешь сказать, что все это время ты ненавидела меня из-за того, что наши родители вместе? – голос у Евы такой, что в любую секунду грозился сорваться и превратиться в плач.
- Да, черт побери! – чуть ли не гавкает та.
- Но… я не знала, что у моей матери есть кто-то. – шепотом произносит рыжеволосая, сразу же вызывая ответную реакцию у Кенз. – Мы почти не общались на протяжении многих лет, а в августе я сбежала из дома. Слышишь? Сбежала. – в уголках глаз Евы собираются соленые капли. – Я ненавидела свою мать за то, что она бросила меня, оставила на произвол судьбы. Лишь последний месяц она пыталась как-то восстановить нашу связь и даже пригласила на рождество. Я не хотела ехать, потому что обида настолько сильная, что ты и представить себе не можешь. – продолжает Квииг, а лицо Миртл так и застывает в удивлении. – В какой-то момент я даже решила, что она подсела на что-то – вдруг стала такая радостная и веселая, но потом я поняла, что такой ее делает кто-то. Она влюбилась в твоего отца, но я ничего не знала. Ничего.
Темнокожая выглядела ошеломленной и немного испуганной, ее горло будто сдавило несколько рук сразу, но она спросила:
- Ты не знала?
- Я клянусь тебе, Кенз. – шепотом отвечает рыжая.
Между девушками повисает пронзительная тишина, нарушаемая лишь звоном тарелок и голосов Хоука и матери из кухни. Осознание неожиданно настигает Миртл: на протяжении четырех месяцев она взращивала в себе ненависть к этой девчонке, подставляла ее и все ради того, что она даже не знала ничего о своей матери. Вдруг из глаз Маккензи начинают литься настоящие слезы, пропитанные болью и виной. Совесть понемногу начинала сжимать ее сердце.
- Прости меня… - сквозь ливень слез говорит она шепотом. – Прости, пожалуйста…
- Ты не знала, Кензи. – Мун чувствовала, как по телу прошла дрожь и наступил озноб, но изо всех сил держала слезы при себе. – Ты не знала…
- Это не оправдание. – продолжала плакать Миртл. – Нет, Ева, нет. Я во всем виновата, прости меня, пожалуйста…
- Я могу понять тебя, знаешь, - Квииг быстро смахивает упавшую слезинку, - я тоже не пылаю к вам любовью. Мне обидно. Обидно, что все эти годы я была не нужна матери, но теперь вдруг понадобилась из-за каких-то незнакомых мне людей. От осознания того, что меня ей было недостаточно, больно.
- Нет, Ева, не говори так. – темнокожая уже во всю ревела. – Я во всем виновата, это я испортила тебе жизнь!