В этой примитивной теологии небо и земля были связаны друг с другом как две половины великого космического единства, и были очень похожи друг на друга, как мужчина и женщина, господин и вассал, ян и инь. Порядок небес и нравственное поведение человечества были родственными процессами, частями универсального и необходимого ритма, называемого Дао - небесным путем; нравственность, как и закон звезд, была сотрудничеством части с целым. Верховный Бог был самим этим могучим небом, этим моральным порядком, этой божественной упорядоченностью, которая охватывала и людей, и вещи, диктуя правильные отношения детей к родителям, жен к мужьям, вассалов к лордам, лордов к императору, а императора к Богу. Это была запутанная, но благородная концепция, витавшая между индивидуальностью, когда люди молились Т'иену - Небу как божеству, и безличностью, когда философы говорили о Т'иене как о справедливой и благодетельной, но едва ли человеческой или личной сумме всех тех сил, которые управляют небом, землей и людьми. Постепенно, по мере развития философии, личная концепция "Неба" была ограничена народными массами, а безличная концепция была принята образованными классами и в официальной религии государства.77
Из этих истоков выросли два элемента ортодоксальной религии Китая: общенациональное поклонение предкам и конфуцианское поклонение Небу и великим людям. Каждый день усопшим приносили скромные жертвы - обычно пищу - и возносили молитвы их духам, ибо простой крестьянин или рабочий верил, что его родители и другие предки все еще живут в каком-то неопределенном царстве и могут принести ему добро или зло. Образованный китаец приносил подобные жертвы, но рассматривал этот ритуал не как поклонение, а как поминовение; для души и расы было полезно, чтобы этих умерших помнили и почитали, ведь тогда древние пути, которым они следовали, тоже будут почитаться, инновации будут замедлены, а в империи воцарится мир. В этой религии были некоторые неудобства, поскольку она замусорила Китай огромными неприкосновенными могилами, препятствуя строительству железных дорог и обработке земли; но для китайского философа это были пустяковые трудности, когда они взвешивались на весах против политической стабильности и духовной преемственности, которые культ предков давал цивилизации. Ведь благодаря этому глубокому институту нация, отгороженная от физического и пространственного единства огромными расстояниями и бедностью транспорта, обрела мощное духовное единство во времени; поколения были связаны крепкой паутиной традиции, а индивидуальная жизнь обрела облагораживающую долю и значение в драме вечного величия и размаха.
Религия, принятая учеными и государством, была одновременно расширением и сужением этой народной веры. Медленно, от века к веку, Конфуций был вознесен императорскими указами на место, уступающее лишь самому Небу; каждая школа воздвигала табличку, каждый город - храм в его честь; периодически император и чиновники возносили фимиам и жертвы его духу или его памяти, как величайшему влиянию на добро во всей богатой памяти расы. В понимании разумных людей он не был богом; напротив, для многих китайцев он служил заменой бога; те, кто посещал службы в его честь, могли быть агностиками или атеистами, и все же - если они почитали его и своих предков - их принимали в своих общинах как благочестивые и религиозные души. Однако официально вера конфуцианцев включала в себя признание Шан-ти, верховной правящей силы мира, и каждый год император приносил церемониальные жертвы на Небесном алтаре этому безличному божеству. В этой официальной вере ничего не говорилось о бессмертии.78 Небеса были не местом, а волей Бога или порядком мира.
Эта простая и почти рационалистическая религия никогда не удовлетворяла жителей Китая. Ее доктрины давали слишком мало простора воображению людей, слишком мало отвечали на их надежды и мечты, слишком мало поощряли суеверия, оживлявшие их повседневную жизнь. Люди, как и везде, скрашивали прозу реальности поэзией сверхъестественного; они ощущали мир добрых или злых духов, витающих в воздухе вокруг них и на земле под ними, и жаждали умиротворить вражду или заручиться помощью этих тайных сил с помощью магических заклинаний или молитв. Они платили прорицателям, чтобы те читали для них будущее в строках 1-Ching, или на панцирях черепах, или в движении звезд; они нанимали магов, чтобы те ориентировали их жилища и могилы на ветер и воду, и колдунов, чтобы те приносили им солнечный свет или дождь.79 Они подвергали смерти тех детей, которые рождались у них в "несчастливые" дни,80 А пылкие дочери иногда убивали себя, чтобы принести добрую или злую судьбу своим родителям.81 На юге, особенно на юге, китайская душа склонялась к мистицизму; ее отталкивал холодный рационализм конфуцианской веры, и она жаждала вероучения, которое дало бы Китаю, как и другим народам, утешение без смерти.