The Story of Civilization 04

Его последней великой мечтой было соперничество с Александром и Траяном: установить римские штандарты в персидских столицах и раз и навсегда покончить с персидской угрозой безопасности Римской империи. С нетерпением он организовывал свою армию, выбирал офицеров, ремонтировал пограничные крепости, снабжал провизией города, которые должны были ознаменовать его путь к победе. Осенью 362 года он прибыл в Антиохию и собрал свои войска. Купцы города, воспользовавшись наплывом, подняли цены; люди жаловались, что "всего много, но все дорого". Юлиан призвал к себе руководителей экономики и убеждал их сдержать стремление к наживе; они обещали, но не выполняли, и наконец он "назначил справедливую цену на все и сделал ее известной всем людям". Возможно, чтобы заставить цены снизиться, он приказал привезти 400 000 модиев (пеков) кукурузы из других городов Сирии и Египта.52 Купцы протестовали против того, что его цены делают прибыль невозможной; они тайно скупали привезенную кукурузу, увозили ее и свои товары в другие города, и Антиохия оказалась с большими деньгами и без еды. Вскоре население осудило Юлиана за его вмешательство. Антиохийские умники высмеивали его бороду и трудолюбивое посещение мертвых богов. Он ответил им в памфлете "Мисопогон, или Ненавистник бород", остроумие и блеск которого вряд ли пристали императору. Он саркастически извинялся за свою бороду и порицал антиохийцев за их наглость, легкомыслие, экстравагантность, безнравственность и безразличие к богам Греции. Знаменитый парк Дафни, некогда священный храм Аполлона, был превращен в увеселительный курорт; Юлиан приказал прекратить увеселения и восстановить святилище; едва это было сделано, как оно сгорело. Подозревая христиан в поджоге, Юлиан закрыл Антиохийский собор и конфисковал его богатства; несколько свидетелей подверглись пыткам, а священник был предан смерти.53 Единственным утешением императора в Антиохии стал его "пир разума" с Либанием.

Наконец армия была готова, и в марте 363 года Юлиан начал свою кампанию. Он провел свои войска через Евфрат, затем через Тигр; преследовал отступающих персов, но был измучен и почти разочарован их политикой "выжженной земли", когда они сжигали все посевы на своем пути; то и дело его солдаты были близки к голодной смерти. В этой изнурительной кампании император проявил свои лучшие качества: он делил все трудности со своими людьми, ел их скудный рацион или даже меньше, шел пешком через жару и наводнения и сражался в первых рядах в каждой битве. Среди его пленниц были молодые и красивые персиянки; он никогда не нарушал их уединения и никому не позволял бесчестить их. Под его умелым командованием войска дошли до самых ворот Ктесифона и осадили его, но невозможность достать продовольствие вынудила отступить. Шапур II выбрал двух персидских вельмож, отрезал им носы и велел отправиться к Юлиану под видом людей, которые дезертировали из-за этого жестокого оскорбления, и привести его в пустыню. Они послушались; Юлиан поверил им и последовал за ними со своим войском на двадцать миль в безводную пустыню. Пока он вызволял своих людей из этой западни, на них напали персы. Нападение было отбито, и персы бежали. Юлиан, не заботясь о том, что у него нет доспехов, был первым в их погоне. Копье вошло ему в бок и пронзило печень. Он упал с лошади и был отнесен в палатку, где врачи предупредили его, что жить ему осталось всего несколько часов. Либаний утверждал, что оружие вышло из рук христианина, и отмечал, что ни один перс не потребовал награды, которую Шапур обещал за убийство императора. Некоторые христиане, например Созомен, согласились с рассказом Либания и похвалили убийцу, "который ради Бога и религии совершил столь дерзкий поступок".54 Финальная сцена (27 июня 363 года) была в традициях Сократа и Сенеки. Юлиан, говорит Аммиан,

Лежа в своей палатке, он обратился к своим удрученным и скорбящим спутникам: "Как нельзя более кстати, друзья, пришло время мне оставить эту жизнь, которую я с радостью возвращаю природе по ее требованию". ... Все присутствующие зарыдали, и тогда он, сохраняя свой авторитет, укорил их, сказав, что им не подобает оплакивать принца, призванного к союзу с небом и звездами. Поскольку это заставило их всех замолчать, он вступил с философами Максимом и Приском в затейливую дискуссию о благородстве души. Внезапно рана в его боку широко открылась, давление крови стеснило дыхание, и после глотка холодной воды, которую он попросил, он тихо скончался на тридцать втором году своей жизни.55*