Он взял большинство историй из французских форм артурианских легенд, расположил их в сносной последовательности и изложил в стиле тоскливого женского очарования. Аристократию, утратившую рыцарское достоинство в жестокостях и предательствах войны, он призывал вернуться к высоким стандартам рыцарей Артура, забыв их проступки и свои собственные. Пережив блуд и кровосмешение, Артур поселяется со своей хорошенькой, но авантюрной Гвиневрой, управляет Англией - да и всей Европой - из своей столицы Камелота (Винчестера) и требует от 150 рыцарей Круглого стола поклясться, что они
никогда не делать зла и не убивать... ни в коем случае не быть жестоким, но оказывать милость тому, кто просит милости... и всегда оказывать ... неженкам помощь под страхом смерти.48
Любовь и война - вот темы, смешивающиеся в книге, звучащей битвами несравненных шевалье с дамами и дамозельцами, которым нет равных. Тристрам и Ланселот изменяют своим королям, но являются душой чести и отваги. Встречаясь друг с другом в доспехах, шлемах и козырьках, а значит, скрывая свои личности, они сражаются четыре часа, пока их шпаги не затвердевают и не тупятся.
Тогда наконец выступил сэр Ланселот и сказал: Рыцарь, ты сражаешься так хорошо, как я никогда не видел рыцаря, поэтому, если тебе будет угодно, скажи мне свое имя. Сэр, - сказал сэр Тристрам, - я не люблю называть никому своего имени. Воистину, сказал сэр Ланселот, если бы от меня потребовали, я бы никогда не отказался назвать свое имя. Это хорошо сказано, сказал сэр Тристрам; поэтому я требую, чтобы ты назвал мне свое имя. Прекрасный рыцарь, - сказал он, - меня зовут сэр Ланселот дю Лейк. Увы, сказал сэр Тристрам, что я наделал? Ведь вы - человек, которого я люблю больше всех на свете. Прекрасный рыцарь, - сказал сэр Ланселот, - скажи мне свое имя. Истинно, - ответил тот, - меня зовут сэр Тристрам де Лайонс. О Иисусе, - сказал сэр Ланселот, - какое приключение постигло меня! И тут сэр Ланселот опустился на колени и отдал ему свой меч. И тут сэр Тристрам встал на колени и отдал ему свой меч..... . И пошли они оба к камню, и опустились на него, и сняли свои шлемы .... и поцеловались друг с другом сто раз.49
Какой скачок из этого воздушного царства, в котором никто никогда не работал, а все женщины были "джентльменками", в реальный мир "Пастонских писем", этих живых посланий, которые связывают разрозненную семью в привязанности и финансах в Англии пятнадцатого века! Вот Джон Пастон, занимающийся адвокатской практикой в Лондоне или в округе, пока Маргарет воспитывает их детей и управляет его имуществом в Норвиче; он - деловой, суровый, скупой, компетентный; она - покорная, скромная, умелая, робкая жена, которая трепещет при мысли, что обидела его;50 Такими были Гвиневеры в реальном мире. И все же и здесь есть нежные чувства, взаимная забота, даже романтика; Марджери Брюс признается сэру Джону Пастону II, что любит его, и скорбит, что приданое, которое она может ему принести, намного ниже его состояния; "но если вы любите меня, как я верю, что любите, вы не оставите меня поэтому"; и он, хозяин состояния Пастонов, женится на ней, несмотря на жалобы родственников, и сам умирает через два года. Под твердой поверхностью того беспорядочного века скрывались нежные и ранимые сердца.
VII. АНГЛИЙСКИЕ ГУМАНИСТЫ
Не стоит удивляться, что буйство классической учености в Италии времен Козимо и Лоренцо Медичи вызвало лишь робкий отклик в Англии, чьи купцы мало заботились о письмах, а дворяне не стыдились неграмотного богатства. Сэр Томас Мор в начале шестнадцатого века считал, что около 40 процентов англичан умеют читать.51 Церковь и подконтрольные ей университеты пока оставались единственными покровителями ученых. Заслуга Англии в том, что в этих обстоятельствах, среди разорений и насилия войны, такие люди, как Гросин, Линакр, Латимер и Колет, были тронуты итальянским огнем и принесли в Англию достаточно его тепла и света, чтобы Эразм, arbiter litterarum Европы, чувствовал себя как дома, когда он приехал на остров в 1499 году. Гуманистов, посвятивших себя изучению как языческой, так и христианской культуры, осуждали несколько зазнавшихся "троянцев", боявшихся этих "греков", привозивших дары из Италии; но их мужественно защищали и дружили с ними такие великие церковники, как Уильям Уэйнфлит, епископ Винчестерский, Уильям Уорхэм, архиепископ Кентерберийский, Джон Фишер, епископ Рочестерский, и, позднее, Томас кардинал Вулси, канцлер Англии.